“Я думаю, ты необыкновенный, Уилл”,- сказала она, облизывая свои губы под пристальным вниманием моих глаз. “И перестань меня распалять. Сегодня с тебя много не возьмешь”.
Пока до меня доходил смысл сказанных ею слов, она повернулась и пошла в сторону женского тента, чтобы забрать свои вещи. Онемело, я направился в противоположную сторону, чтобы забрать ключи от дома, запасную пару носок, и листки, которые я складывал в свою спортивную куртку. Когда я появился, она ждала меня с небольшой брезентовой сумкой в руках.
“Ну”,- начал я, пытаясь не нарушать дистанцию. “Пойдешь ко мне?”
“Мне, действительно, нужно принять душ…”,- сказала она, смотря мимо меня на улицу, которая вела к ее дому.
“Ты можешь принять душ у меня…” Мне было плевать на то, как это звучало. Я не собирался ее отпускать. Я скучал по ней. Ночи без нее были почти невыносимыми, но странным образом, по утрам мне было еще хуже. Мне не хватало ее безостановочной болтовни, и того, как в конечном итоге, она растворялась в синхронизированном ритме нашего бега.
“И позаимствовать у тебя чистую одежду?”- спросила она с поддразнивающей улыбкой.
Я без колебаний кивнул. “Да”.
Ее улыбка поникла, когда она увидела, что я был совершенно серьезен. “Пойдем ко мне, Ханна. Просто перекусить, обещаю”.
Подняв свою руку ко лбу, тем самым прикрываясь от солнца, она еще пару мгновений смотрела мне в лицо. “Ты уверен?”
Вместо ответа, я повернулся и пошел. Она догнала меня и каждый раз, когда наши пальцы случайно соприкасались, я хотел схватить свой рукой ее руку, прижать ее сначала к себе, а потом к ближайшему дереву.
Это были непродолжительные, радостные моменты, когда она была самой собой - игривой Ханной, но пока мы шли двенадцать кварталов до моего дома, на смену ей пришла молчаливая Ханна. Я придерживал для нее дверь, пропуская ее внутрь, скользнул мимо нее, чтобы нажать на кнопку лифта, и пока мы ждали, стоял настолько близко к ней, что чувствовал, как ее рука терлась о мою. Трижды я слышал, как она шумно вдыхала, начинала говорить, но затем переводила взгляд либо на свою обувь, либо на свои ногти, либо на двери лифта. Куда угодно, только не на меня.
Казалось, что моя большая кухня сжалась под силой напряжения, образовавшегося после ужасного разговора, произошедшего между нами во вторник вечером, сотен невысказанных сегодня вопросов, и силы притяжения, которая всегда между нами существовала. Я передал ей голубой Пауэрэйд, потому что он был ее любимым, и налив себе стакан воды, повернулся и смотрел на ее губы, линию ее горла, и ее руку, сжимающую бутылку, пока она делала большие глотки.
Ты такая охренительно красивая, не сказал я.
Я так сильно люблю тебя, не сказал я.
Когда она поставила бутылку на столешницу, ее лицо выражало все то, о чем она молчала. Я в этом не сомневался, но сомневался в том, что именно творилось в ее голове.
Утоляя свою жажду в полной тишине, не в силах с собой справиться, я скрытно за ней наблюдал. Но вся моя скрытность полетела к чертям. Когда мои глаза опустились на ее подбородок, скользнули ниже к все еще блестящей коже ее шеи и груди, выделяющейся из-под слишком тонкого спортивного лифчика – бляяя – она расплылась в знающей улыбке. Я так долго старался не смотреть на ее грудь, и теперь этот вид разбудил во мне знакомое желание. Ее грудь была моим любимым местом, куда мне хотелось зарыться лицом и остаться навечно.
Я застонал и потер глаза. Это было не самая удачная идея – пригласить ее сюда. Я хотел раздеть ее и все еще потную
