натурщицу. Однажды, посланный к ней с каким-то поручением - вернуть книгу
или газетную вырезку, - я вошел в мастерскую и обнаружил сидящую на полу
обнаженную молодую женщину. "Знакомьтесь, - сказала Перси, - это Нелли
Кейси. А это мой племянник Ральф Уоррен", - и продолжала рисовать.
Натурщица улыбнулась мне милой, можно даже сказать светской улыбкой и на
время как будто приглушила свою величественную наготу. Груди ее были очень
красивы, соски бледно-розовые, больше серебряного доллара. Атмосфера в
комнате была не эротическая, не игривая, и я скоро ушел. О Нелли Кейси я
потом грезил больше года. На деньги, заработанные в журналах, Перси смогла
купить дом на мысе Кейп-Код и второй, в штате Мэн, большой автомобиль и
маленький этюд Уистлера, который висел в гостиной рядом с копией Тицианова
"Похищения Европы" работы хозяйки дома.
Ее первый сын, Лоуэл, родился на третьем году их брака. Когда ему было
лет пять, все решили, что он - музыкальный гений, пальцы у него и правда
бегали очень проворно. Он лучше всех мог распутать мочалку от змея или
рыболовную снасть. Его взяли из школы, обучали силами домашних учителей, и
целые дни он сидел за роялем. Я его терпеть не мог по многим причинам. Он
вечно говорил всякие гадости и помадил волосы. Нам с братом показалось бы
столь же чудовищным, если бы он вздумал носить на голове венок. Мало того
что он приходил к нам в гости напомаженный, он еще оставлял свою склянку с
помадой в нашем аптечном шкафчике.
Лет девяти он первый раз играл перед публикой в Стейнвей-холле, а на
семейных сборищах всегда исполнял какую-нибудь сонату Бетховена.
Перси, надо думать, с самого начала поняла, что распутство ее мужа -
случай клинический и неизлечимый, но, подобно всем любящим, решила
проверить свои подозрения. Неужели же человек, которого она обожает,
действительно ей не верен? Она наняла детектива, и тот проследил его до
многоквартирного дома под названием "Орфей" в районе вокзала. Перси
явилась туда и застала его в постели с безработной телефонисткой. Он курил
сигару и пил виски. "Послушай, Перси, - так он сказал ей, согласно
семейному преданию, - ну зачем это тебе понадобилось?" Она приехала к нам
и прожила у нас неделю. Была она в то время беременна, и, когда родился ее
второй сын Бьюфорт, стало ясно, что то ли психика его, то ли нервная
система не в порядке. Эббот всегда утверждал, что его сын совершенно
нормален, однако, когда Бьюфорту исполнилось пять лет, его поместили в
какую-то закрытую школу или приют в Коннектикуте. На праздники его
привозили домой, он выучился сидеть за столом со взрослыми, но этим его
успехи, кажется, и ограничились. Он все норовил что-нибудь поджечь, а
однажды, когда Лоуэл играл в гостиной вариации "Вальдштейн", высунулся из
верхнего окна совсем голый. Несмотря на все это, Перси не озлобилась, не
впала в меланхолию и по-прежнему обожала дядю Эббота.
Все наши родственники, помню, собирались друг у друга почти каждую
субботу. Не знаю, почему они проводили вместе столько времени. Возможно, у
них было мало друзей, а может быть, они ценили семейные связи дороже, чем
дружбу. Мы сходились под дождем к старому дому Перси, словно бы связанные
не кровными узами и не любовью, а ощущением, что внешний мир и его
обитатели нам враждебны. А в доме было темно и пахло кислым.
В числе гостей часто бывали бабушка и старая Нанни Бойнтон, та, чья
сестра уморила себя голодом. Нанни всю жизнь преподавала музыку в
