густо домашний оттенок. Затем лампы замигали и погасли.

   - Я ведь о чем всегда мечтал? - неожиданно  произнес  сосед.  -  Мечтал

купить ферму в Нью-Гэмпшире и разводить мясной скот.

   Стюардесса объявила, что сейчас будет произведена вынужденная  посадка.

Над всеми зримо распростер крылья Ангел Смерти; только ребенок  не  ощутил

их взмаха. Стало тихо. Слышно стало, как пилот в кабине напевает: "У  меня

шесть пенсов, серебряных шесть пенсов. Как бы ухитриться и прожить на  них

весь век..."

   Заглушив песенку пилота, взвыли гидравлические клапаны,  вверху  что-то

визгнуло,  как  автомобильные  тормоза,  и  самолет  лег  на  брюхо  среди

кукурузного поля - тряхнуло так, что старик, сидевший  впереди,  застонал:

"Ох, спина моя! Почки мои!" Стюардесса  распахнула  дверь,  кто-то  открыл

аварийный задний  люк,  и  в  салон  вошел  отрадный  шум  продолжающегося

существования, ленивый плеск и запах ливня. Один за другим  они  выскочили

из самолета и рассыпались по полю кто куда, оберегая жизнь, молясь,  чтобы

не оборвалась ее нить. И нить не оборвалась. Когда стало ясно, что самолет

не загорится и не взорвется, стюардесса и  другие  члены  экипажа  собрали

пассажиров и повели под крышу ближнего сарая. Приземлились они  неподалеку

от Филадельфии, и вскоре вереница такси доставила их в город. "Как в войну

на Марне" [во время первой мировой войны известен случай,  когда  французы

использовали для переброски войск на Марну такси],  -  проговорил  кто-то;

однако подозрительность, с которой многие  американцы  относятся  к  своим

попутчикам, и теперь была резко ощутима, как это ни удивительно.

   В Филадельфии Уид сел в поезд. Доехал до Нью-Йорка, пересек его  с  юга

на север и как раз поспел на электричку, которой  пять  вечеров  в  неделю

ездил со службы домой.

   В вагоне он сел рядом с Трейсом Бирденом.

   - А знаете, - сказал он, - я сейчас с самолета, что  чуть  не  разбился

под Филадельфией. Мы сделали посадку на поле...

   Он опередил и газеты и дождь,  погода  в  Нью-Йорке  стояла  солнечная,

тихая. Был конец сентября, день круглился  и  пахнул,  как  яблоко.  Трейс

выслушал  рассказ  без  волнения.  Да  и   откуда   возникнуть   волнению?

Воспроизвести словами эту встречу со смертью Франсис был не в силах -  тем

более в электричке, идущей солнечными предместьями, где в  тесных  садиках

уже начинался сбор плодов. Трейс развернул газету, и Франсис остался  один

со своими переживаниями. На остановке Шейди-Хилл он простился  с  Трейсом,

сел в свой подержанный "фольксваген" и поехал домой.

   Дом стоял на участке Бленхоллоу и с виду напоминал коттеджи голландских

поселенцев колониальных времен. Он был просторнее, чем казалось на  первый

взгляд. Общая комната была обширна и делилась на  три  части,  как  Галлия

["Записки о Галльской воине" Юлия Цезаря начинаются словами:  "Вся  Галлия

делятся на три части..."]. В загибающейся  влево  части  был  длинный,  на

шестерых, стол со свечами и с фруктовой вазой  посредине.  Из  открытой  в

кухню двери шел аппетитный  запах  и  доносилось  скворчанье:  Джулия  Уид

готовила вкусно. Центром  средней,  самой  большой,  части  служил  камин.

Справа были книжные полки и рояль.

   Комната блистала чистотой и спокойным порядком, ив окна,  выходящие  на

запад, еще тек ясный свет предосеннего солнца, прозрачный, как вода. Ничто

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату