Большую часть времени я проводил на пляже и в кафе. Фортуна курорта,
видимо, закатывалась. Официанты жаловались, что дела идут плохо, но,
впрочем, они всегда жалуются. От моря пахло снастями и какой-то
тухлятиной. Я то и дело с тоской вспоминал великолепные дикие пляжи моей
родины. Правда, Гей-Хэд, насколько мне известно, опускается в море.
Монтральдо же опускалось, так сказать, духовно: волны моря словно
подтачивали поселок, высасывая из него жизненные силы. Море лежало
белесое, свет был яркий, но не сверкающий. От Монтральдо исходило ощущение
застоя, уединения, опустошенности, а я такую атмосферу терпеть не могу,
ибо разве не должен дух человеческий обостренно сверкать, как бриллиант?
Волны шептали что-то по-французски и по-итальянски - время от времени
звучало словцо на диалекте, - но как-то вяло, бессильно.
Однажды днем на пляже появилась на редкость красивая женщина с
мальчиком, я сказал бы, лет восьми и с итальянкой, одетой во все черное,
явно прислугой. Они несли сумки для бутербродов с маркой "Гранд-отеля", и
я подумал, что мальчик, видимо, живет преимущественно в гостиницах. На
него жалко было смотреть. Служанка достала из сетки игрушки. Все они были
не для его возраста. Ведерко для песка, лопаточка, несколько формочек,
надувной мяч и пара старомодных водяных крыльев. Я подумал, что мамаша,
растянувшаяся на одеяле с американским романом в руках, видимо, в разводе
с мужем и что скоро она будет сидеть со мной в кафе и потягивать коктейли.
Поставив перед собой такую цель, я поднялся и предложил мальчику поиграть
в мяч. Он пришел в восторг оттого, что у него появился компаньон, но он не
умел ни бросать мяч, ни ловить. И тогда, прикинув, что бы могло ему
понравиться, я спросил, поглядывая на мамашу, не хочет ли он, чтобы я
построил ему замок из песка. Он сказал, что да, хочет. Я соорудил водяной
ров, затем крепостную стену с замысловатой лесенкой, затем сухой ров,
затем зубчатую стену с бойницами для пушек и несколько круглых башенок с
парапетами. Я трудился с таким упорством, точно и вправду возводил
неприступную крепость, и, когда дело было сделано, на каждой башне
водрузил флаг из конфетной обертки. По наивности я счел, что создал нечто
прекрасное, так считал и мальчик. Но когда я обратил внимание мамаши на
мое творение, она сказала лишь: "Andiamo" [пошли (итал.)]. Служанка
подобрала игрушки, и они ушли, оставив меня, взрослого мужчину, в чужой
стране, у замысловатого замка из песка.
Главным событием дня в Монтральдо был концерт, который давал оркестр в
четыре часа дня. Это был подарок муниципалитета. Оркестр выступал в
деревянной раковине в турецком стиле, изрядно потрепанной морскими
ветрами. Музыканты порой играли в костюмах, а порой в купальных трусах, и
число их день ото дня менялось, но исполняли они всегда одно и то же -
старинные мелодии американского джаза. Не думаю, чтобы они так уж
увлекались историей джаза. Просто нашли, наверно, в каком-нибудь сундуке
старые аранжировки и пристрастились к ним. Играли они комично, в
ускоренном темпе - словно для танцоров на старомодной танцульке.
"Мармеладная труба", "Китайчонок", "Тигровый рэг", "Мимолетная любовь" -
как трогали сердце эти старые-престарые джазовые мелодии, звучавшие в
пропитанном солью воздухе. Оканчивался концерт в пять, после чего
большинство музыкантов, уложив в футляры свои инструменты, отправлялись в
