холодным и твердым взглядом в офицера…
– Не верите своим глазам – не верите себе.
– Я не должен верить никому и ничему среди вечных льдов Хантэрхайма…
– Не верите никому и ничему – не сражаетесь ни за кого и ни за что.
– Только за Хантэрхайм…
– Вы не служите Хантэрхайму. Вас не защищают и не порабощают его крепостные стены. Вы
свободны, Фламмер. Вы вольный охотник.
– Я – офицер Хантэрхайма…
– Офицер Хантэрхайма, дышащий вольным ветром северной пустыни.
– Вольный ветер?.. Я ваш пленный… Я ваш пленный, который вынужден стать вашим
командиром…
– Вы станете. Но только, когда станете охотником.
Фламмер не полыхнул на Олафа синим пламенем, как я ждал – вернее, как надеялся… Офицер
смерил его погасшими глазами – даже не равнодушно… На его лице нет выражения – на нем не
отпечаталось даже безразличия…
– Я вынужден стать охотником.
Олаф наставил на него тяжелеющий вслед за небом взгляд…
– Да, выбора вам теперь не дано. Но сейчас решаю я. Ночевать мы останемся здесь. Нам
следует ждать всю ночь – ждать возвращения этого великана для объяснений. А не вернется он – я
37
сочту его слабым, бесчестным и бесправным, не могущим отдавать приказы, не подтвержденные
силой.
– Здесь мы не останемся, Олаф. Здесь кислород разрежен, здесь царит лютый холод.
– Не стать воином и охотником снежной пустыни, не способному простоять ночь на вершине
Тилл-Фйэлл. Мы заночуем здесь, а на рассвете – пойдем на охоту. Когда мы вернемся, – я обязуюсь
выполнять все ваши распоряжения – неоспоримые и неукоснительные распоряжения офицера
воинов и охотников севера. Когда мы вернемся, – вам подчинятся все, вышедшие из буранов к
нашим кострам, – все ищущие свободы среди бескрайних снегов.
– Все безумцы, все оборотни… все чудовища в звериных шкурах…
– Все, достойные быть вашими воинами и охотниками. Но это будет, когда мы вернемся. А
сейчас мы будем ждать рассвета, ожидая разъяснений тролля, обошедшегося с нами
недозволительным образом. Он обязан показать нам силу, позволяющую ему диктовать нам
условия и давать указания убираться с вершины Тилл-Фйелл.
Я поднял руку… и опустил… Трудно решиться противоречить Олафу…
– Олаф… Нам и не надо просить у него показа силы… И так ясно, что его силы превосходят
наши… Мы же и понятия не имеем, как нанести повреждение каменному троллю, исчезающему и
невидимо присутствующему в воздухе… Ты не можешь сражаться с ним… Ты же знаешь, что не
можешь…
– Знаю. Но сражусь.
– Олаф, но это ж… Требовать у него схватки – это ж… Ты же не бросаешь клинки в буран и не
рассекаешь ими ветер… Ты же не станешь тупить их лезвия о камни…
Фламмер согласился со мной…
– Он не станет сражаться, Олаф. Он снесет нас, как штормовой шквал. Нам придется
подчиниться ему.
– Воину?! Подчиниться троллю?!
– Он не тролль, Олаф. Он – что-то другое, что-то чужое. Нам надо подчиниться ему, пока он
смотрит не на нас, а на Хантэрхайм.
– Он – обычный тролль, я буду бороться с ним! Это мой долг! Это долг воина севера!
Фламмер обреченно повесил голову – он промолчал и правильно сделал. Олаф вбил себе в
голову поединок с троллем так крепко, что нам не выбить… Остается только хрупкое чаянье, что,
если не Олаф, то тролль проявит понимание этого, неизвестно как сложившегося, положения… А
мне осталось проявить только терпение, выработанное долгими зимними ночами, проведенными в
такой вот гнетущей обстановке… Я ведь не первую ночь проведу здесь – на вершине Тилл-Фйэлл –
с Олафом, обернувшимся Зверем…
Я постарался скрепить сердце, начиная подготовку к ночлегу… Надо выбросить из головы
мысли о каменном великане, стоящем над душой в невидимости, и надо не думать о зле Олафа…
Его дух разлетается с холодным ветром, поднимая ледяную пыль… в его глазах бушует буран… Он
не показывает страха – прячет где-то глубоко под броней, но страх вырывается из его груди с
приглушенным звериными шкурами биением сердца… Олаф никогда не позволит страху
укрепиться и пустить корни в его духе – он выкорчует его сразу… через силу, через боль… Олаф
сразится с ним… Он даст ему бой здесь, на вершине этой скалы, пожранной стужей и обглоданной
всеми ветрами… И мне придется последовать за ним… и мне, и офицеру… Я надеюсь, что Олаф
ограничится высокомерным молчанием, не швыряя оскорблениями в сторону тролля и не вступая с
ним в битву… Но эта надежда несбыточна – Олаф огрызается угрозами в пустоту, где таится
каменный великан… Еще я надеюсь, что офицер не поддастся страху, а поборет его… Но и это
несбыточно – он спокоен, но слишком скован и мертвенно бледен… Мне осталось рассчитывать
только на себя… И им осталось рассчитывать – только на меня… Они же и думать теперь не
думают о ночлеге, об ужине… Нет, я не один не поддался этому кошмару… “Защитник” – он
теперь с нами, он поможет нам… поможет мне помочь всем остальным…
– Не трогай Олафа, это бесполезно… Подключи “стрелы” и настрой поля…
38
“Защитник” взглянул на меня холодными глазами так, что меня до костей пробрало, но
послушно занялся настройками полей… Я, еще на что-то надеясь, решился задать ему, тревожащий
меня, вопрос…
– Как ты думаешь, чем кончится эта ночь?..
– Рассветом, боец.
– А каменный великан?..
– Он обладает высоким разумом, с его стороны осложнений не жди.
– А офицер?..
– Он будет бодрствовать до рассвета.
– А Олаф?..
– Он скоро заснет.
– Так просто?..
– Все просто, боец.
Раз так сказал “защитник” – значит так и есть… Они умные и думают всегда правильно, и
всегда говорят правду… Это мы часто теряемся в мыслях и накручиваемся непонятно каким
образом… Да, все верно, я просто нервничаю, не разбираясь во всем, что происходит… А ведь,
если посудить, ничего ужасного еще не произошло… Подумаешь – перестал офицер полыхать
пожаром, а Олаф – охмелел от зловония звериных шкур…
Мы спустились к “стрелам”, только чтоб перегнать их наверх… Без техники нам на вершине
ночи не продержаться… Мы опустили “стрелы” низко над узкой и обрывистой тропой, не сходя с
них, не выходя из ослабленного защитного поля, через которое нас покусывает зубастый ветер…
Олаф зорко всматривается в сумерки, ища штормовым взглядом каменного великана… Фламмер
устремил поблекшие глаза вдаль… А я так, как они, не могу – я еще с трудом продираю опухшие
веки…
Запись №15
Каменный великан не показался, как и сказал “защитник”… Олаф откинулся в седле на спину,
запрокинув голову, опустив руки на сложенные крылья “стрелы”, – он, и правда, спит… А
Фламмер, и правда, – бодрствует… Он уронил голову на грудь, но я вижу, что глаза его –
открыты… Они ясно вспыхивают и тоскливо гаснут, как прогорающие фитили горелки… Я открыл
Фламмеру линию, не подключая Олафа…
– Вы видите это сияние?
– Северное сияние?
– Олаф считает, что это мост между средним и небесным царством – его подключают боги. Они
применяют эти технологии для перехода между мирами.
– Мост – радуга, а не северное сияние.
– Здесь нет радуги – только сияние. А боги ходят везде – они приходят и сюда.
– Нет, Ханс. Это сияние – жесткое излучение, вредящее нам. Это не безвредная радуга,
проявляющаяся в напоенном дождями небе.
– Да, этими замерзшими землями правят суровые боги – им мостом служит это излучение. Но
они все равно приходят сюда – на территории Хантэрхайма. А видите его? Хантэрхайм?
– Вижу, Ханс.
– Он всегда виден с этой вершины – ведь он всегда сияет звездой. А знаете, капитан, Олаф мне
запрещает смотреть на Хантэрхайм. Он говорит, что Хантэрхайм сияет, как маяк, зовущий нас,
скитающихся в снежной пустыне… Но он сияет не для нас – это не наша крепость… Нам нельзя
