? А теперь настало наше время. Современной эпохой востребованы люди образованные, творчески мыслящие, способные на прорывные решения. Мытакие по той же самой причине, что и аристократы прошлого ? мы от рождения обладаем высокоразвитым интеллектом. Поэтому мы, креативный класс ?аристократы постиндустриальной эпохи. Это мы ? двигатель прогресса мировой цивилизации. Мы знаем, как заработать деньги и умеем это делать. Изарабатывая для себя, мы обеспечиваем работой других, не способных на креативное мышление.
Громкий голос Вадима стал привлекать внимание сидящих за соседними столиками. Люди стали недовольно посматривать на нас. Признаться, меняраздражает ставшая модной с некоторых пор манера говорить нарочито громко в общественных местах. С моей точки зрения поступающие подобнымобразом хотят продемонстрировать этим своё превосходство над окружающими, а может быть, и презрение к ним. Но к Вадиму это не относилось. Он простонастолько погрузился в свои размышления, до такой степени «ушёл в себя», что не замечал никого вокруг.
? Мы рвёмся вперёд, в будущее, но инертная серая масса упирается и тянет нас назад, мешает нам строить цивилизованное общество. Эти люди поприроде своей рабы, быдло, они не могут жить без хозяина, который за них думает и решает. Они не способны принимать самостоятельные решения и нехотят нести за них ответственность, поэтому всю тяжесть ответственности принимает на себя хозяин, босс. Разве у нас в фирме не так?
— Так.
— Вот именно. К глубочайшему сожалению, противостоящая креативному классу серая масса потомственных плебеев подавляет нас своейчисленностью. И это трагический факт. Именно он служит постоянным источником драматизма исторического процесса. Как там сказал классик: «История —это борьба классов»? Если не управлять поведением толпы, в своём стихийном движении она может разнести всё, что мы с таким трудом создали в этойстране. Толпой и управляют — с помощью демократических процедур. Если хочешь знать, демократия ? это искусство манипулирования массовымсознанием, сознанием серой аморфной массы. Быдло не способно понять свой собственный интерес, ему его надо объяснить. Пусть твой Толик думает, чтообладает свободой воли. На самом деле он не достоин свободы, и она ему не нужна. Согласись, зачем ему свобода, если он не способен думатьсамостоятельно? Ему только кажется, что он имеет собственное мнение, на самом деле он просто повторяет то, что ему внушили телевидение, газеты и вцелом вся махина государственной пропаганды. Если он не привык думать своей головой, то от него можно услышать только то, что ему сказали потелевизору, и ничего другого. Подлинной свободы достойна только креативная элита, только она в силу своей интеллектуальной одарённости способнасформулировать цели и определить пути развития общества.
Вадим, наконец, немного остыл и перевёл дыхание.
? А быдло, поскольку у нас, как ты правильно заметил, демократия, имеет право голосовать за те решения, которые приняла элита.
Я до такой степени был изумлён этим «манифестом», что не нашёл, что ответить. Вадим, конечно, эмоциональный человек, но меня поразила явнаянесоразмерность реакции на столь незначительное событие. Я пребывал в растерянности, но тут, к моему облегчению, объявили начало регистрации на нашрейс.
Глава 3
Если бы я с самого начала знал, насколько долгой и трудной окажется дорогадо Острова, я, скорее всего, отказался от поездки. Чтобы понять смысл расхожей фразы: «необъятные просторы нашей Родины», надо пропустить этипросторы через собственный организм.
Сначала был изнурительный, почти девятичасовой, перелёт на Дальний Восток. После приземления чудовищно болела поясница. Если уж боль в спинебыла неизбежна, то, будь моя воля, я предпочёл бы заработать её разгрузкой вагонов, а не в тщетных попытках напрячь мускулы, извиваясь в самолётномкресле. Затем целые сутки пришлось промаяться, пока утрясали пограничные формальности. Дальневосточные представители нашей фирмы заранеедоговорились с военными, и следующий «авиапрыжок», до ближайшего к Безымянному острова, мы с Вадимом совершили на военном борту, стуча зубами вовремя «болтанки» и геракловым усилием воли заставляя себя проглотить слюну, когда самолёт проваливался в очередную воздушную «яму». Последнимнашим «извозчиком» стал вертолёт, любезно (то есть, за не столь уж большую плату) предоставленный пограничниками. После всех этих воздушныхприключений мы вылезли из вертолёта не в силах поверить, что достигли, наконец, конечной точки нашего путешествия. Но полноценно радоваться жизнинемного мешала мысль о предстоящем обратном пути.
Когда мы вылетали на Безымянный, было солнечно и ясно, но в местных краях погода в течение суток может измениться несколько раз, и Островвстретил нас хмурой гримасой, чрезмерной для начала осени. Небо было почти сплошь затянуто облаками, причём тот оттенок серого цвета, который ониимели, позволял называть их тучами. Дул неприятный ветер, противный моросящий дождь уже мало что добавлял к непролазной грязи под ногами. Былоутро, но серое небо, напрочь закрывшее солнце, превратило день в подобие сумерек. Даже трава на окрестных холмах, казалось, приобрела пепельныйоттенок. Морось и низкие облака скрадывали перспективу; вершина покатой горы, возвышающейся над островом, была скрыта туманной дымкой.
Море добавляло свинцовости к общей картине. Здесь оно не было синим и ласковым, каким мы привыкли его видеть в южных странах в период летнегоотпуска. Напротив, на него даже смотреть было холодно. Всё оно до горизонта было покрыто тёмно-серыми валами, которые наперегонки мчались к островуи обрушивались на берег. Энергия волн была настолько зримой, что возникало ощущение: это не ветер гонит волны, а они своим движением создают ветер,пронизывающий весь остров. На фоне холодного, враждебного моря грохот прибоя угнетающе действовал на психику. А тревожные крики чаек вообщесоздавали атмосферу какого-то фильма ужасов. Они лишь усиливали то подавленное состояние, которое овладело нами, едва мы покинули вертолёт инемного осмотрелись.
— Да, мрак и туман, — Вадим, как всегда, был точен в оценке. Он выразил не только своё, но и моё мнение относительно того, что нас окружало.
В советский период на Острове процветал рыболовецкий колхоз, но он не пережил пертурбаций девяностых годов. На берегу возле пирса стоялонесколько нежилых строений, по их виду нельзя было понять, используются они или давно заброшены. Ржавеющий остов рыболовного судна и парагрузовиков без кузовов, со спущенными шинами свидетельствовали о том, что когда-то Остров знавал и лучшие времена. В те времена грузовики, конечно,завозили с кузовами, но техника постепенно вырабатывала свой ресурс, а стоимость вывоза на материк не окупалась стоимостью металлолома.
На пригорке притулились к подножию горы дома посёлка. Из-за высокой влажности деревянные части домов стали почти чёрными, а бетонные блокибыли покрыты разводьями тёмно-бурой плесени. Чуть в стороне от домов торчала труба рыбозавода. Оттуда к вертолёту ехал автомобиль-уазик. Несколькопоколений этого вездехода носили переходящее прозвище «козёл». Трудно сказать, как оно возникло, но можно поручиться, что никто не хотел обидетьтрудягу на четырёх колёсах.
Из «козла» вышел коренастый мужчина, явно давно «разменявший полтинник». Он представился Иваном Тимофеевичем Найдёновым, директоромзавода. Брови, нависшие карнизом над глубоко посаженными маленькими глазами, резкая горизонтальная складка, пересекающая переносицу, глубокиеморщины над ней и, в дополнение ко всему, неласковый взгляд придавали ему вид хмурый, под стать его Острову. Он даже не пытался, хотя бы извежливости, придать приветливость своему лицу: директор явно не ожидал ничего хорошего от нашего визита.
Мы подъехали к рыбозаводу. Из посёлка к воротам длинного заводского здания тянулся народ на утреннюю смену. Люди шли молча, поодиночке ипарами. Было слышно только чавканье резиновых сапог в хлипкой грязи. И на мужчинах, и на женщинах сверху были одеты брезентовые плащи скапюшонами, перешитыми, видимо, из армейских плащ-палаток — когда-то на острове стояла воинская часть. Все люди выглядели одинаково. Они дажепередвигались схожим образом, медленным и тяжёлым шагом, поочерёдно вытаскивая сапоги из жидкого месива. Пелена мороси размывала очертанияфигур в бесформенных плащах. На лица под капюшонами падал отсвет серого дня, и поэтому они также казались серыми. Вид у всех был насупленный,невесёлый, такой бывает по утрам у людей, вынужденных рано вставать и потому страдающих хроническим недосыпом. Казалось, что все были на однолицо — угрюмое и унылое.
Понурые фигуры людей в обрамлении гнетущего пейзажа выглядели как нечто серое на ещё более сером фоне. Вадим чутко уловил этот мотив:
— Воплощённый образ безликой серой массы, — шепнул он мне.
Мы прошли в кабинет директора. Над столом щурился с портрета Ленин, рядом стояло знамя из тяжёлой тёмно-красной ткани с золотым шитьём, покраям знамени свисала бахрома. На стенах в простеньких рамках висели грамоты, с которых смотрели рабочие с волевыми лицами в комбинезонах и строгиеработницы в красных косынках. Такие знамёна и грамоты раньше вручали победителям социалистического соревнования. Вся обстановка кабинета, включаянеказистую мебель, которую теперь не встретишь даже в офисах самых захудалых фирм, отражала дух прошедшей эпохи. Да и сам директор меньше всегопоходил на
Из угощений мы согласились только на чай, не желая слишком затягивать наше пребывание на Острове. Чай принесла немолодая женщина, Найдёновпредставил её как Веру Афиногеновну. На ней была тёплая вязаная кофта, такие не носят уже лет сорок ? как она у неё сохранилась?
