Последний вопрос Акимыч задал с явным желанием перейти от проблем философских к житейским.
Теперь мне стало понятно, почему жители посёлка с таким уважением относятся к своему главе. Неказистый Акимыч в брюках с заплатками, в очках сосломанной дужкой, перевязанной изолентой, умеет докапываться до сути вопросов не хуже интеллектуала и профессионального историка ИльиСергеевича.
Ну что же, если хозяин дома так хочет, можно сменить тему.
? А кто это на снимке? ? Показал я на старинную, пожелтевшую, явно дореволюционную фотографию, которая заинтересовала меня больше всего. Наней была изображена молодая семейная пара. Коренастый и очень крепкий на вид мужчина сидел на плетёном стуле, а женщина в платье до пят стояларядом, положив руку ему на плечо. Сапоги и фуражка с большой кокардой делала мужчину похожим на военного ? в общем, вылитый солист группы«Любэ», только с усами.
? Дед, ? не очень охотно ответил Акимыч.
Почувствовав интригу, я выдержал небольшую паузу и продолжил расспросы:
? Вы его помните?
? Нет, он погиб, когда моему отцу было только три года.
? Погиб?
Акимыч понял, что после непроизвольно вырвавшегося слова ему уже не отвертеться от ответа.
? Его расстреляли в гражданскую войну. Прямо с поля, от плуга забрали, увезли в город, судили и расстреляли.
— Он был кулаком?
— Да нет, обычным середняком.
? Выходит, ни за что расстреляли?
Акимыч хмыкнул и с сомнением покачал головой.
? Ни за что даже тогда не расстреливали. Он был активным участником антоновского мятежа. Другое дело, что дед, скорее всего, не был идейнымврагом Советской власти, просто, как и большинство крестьян, выступал против продразвёрстки. Останься он жив, строил бы вместе со всеми социализм иходил на первомайские демонстрации. Но в стране шла жестокая борьба, борьба не на жизнь, а на смерть, и многие попали под безжалостную косугражданской войны, стали жертвами сурового времени.
— У вашей семьи счёт к Советской власти?
Уже задав этот вопрос, я сообразил, что с учётом признания бабки Лукошко все вакансии антикоммунистов на Безымянном оказались занятыми. Тем сбольшим интересом я ожидал ответа Акимыча. А он с ответом не спешил.
— Да как сказать… Деда, конечно, жалко, не повезло ему. Но Вы знаете, какое имя дал мне отец?
— Акимыч?
— Нет, — улыбнулся Акимыч, — Виленин.
Я еле удержал свою челюсть, готовую отвалиться до груди от удивления.
— В честь Ленина?!
— Да.
— Тогда почему же все зовут Вас исключительно по отчеству? Вы стесняетесь своего имени?
— Нет, нисколько. Просто слишком большая ответственность быть Виленином. С Акимыча спрос меньше.
Вот те раз! Сын репрессированного крестьянина назвал своего сына в честь коммунистического вождя.
? Неужели Ваш отец не затаил обиды на Советскую власть?
? «Обида» ? не то слово. ? Акимыч отвечал медленно, обдумывая каждую фразу. ? У отца были ещё три сестры, и после смерти деда бабушкаосталась одна с четырьмя детьми на руках. Вот она-то действительно не простила власти содеянного ею, судя по тому, что до последнего не хотела вступатьв колхоз… Что касается отца, то сиротство наложило отпечаток на всю его жизнь. Из-за бедности он был вынужден рано оставить семью, и уже вдвенадцать лет уехал из деревни к дяде в Ленинград и тогда же начал работать. Ему было не до учёбы. Потом ушёл в армию, началась война. Отец былранен. После войны он оказался без жилья, а из-за инвалидности не мог выполнять тяжёлую физическую работу. В общем, жизнь у него была не сахар. Онтак и не получил образования, хотя всю жизнь тянулся к знаниям. Но, несмотря на все напасти, которые обрушились на него и его близких после смертидеда, я никогда не слышал от него дурного слова в адрес Советской власти.
Акимыч весело посмотрел на меня, ожидая реакции.
? Как так?! Он что, был всем доволен?
? Нет, конечно. Он, как и все мы в то время, поругивал бесхозяйственность, дефицит товаров в магазинах, ограничение свободы информации. Однакоотец не ставил под сомнение право коммунистов на власть, на управление страной.
? Почему?
? Потому, что страна развивалась. Она шла вперёд семимильными шагами. Вашему поколению уже не понять настроя народа периода «великих строеккоммунизма». Вечером включаешь радио или телевизор, и узнаёшь, что начал выпускать продукцию новый завод, строится очередная гидроэлектростанция,сдано в эксплуатацию рудное или нефтяное месторождение. Строилось много жилья, причём бесплатного. Вы не можете представить, какую невероятную,буквально космическую гордость за свою Родину мы испытывали, когда запускались первые спутники, а потом летали космонавты.
Акимыч замолчал. По его посветлевшему лицу было видно, что он мысленно перенёсся в то далёкое время. Широко открытыми глазами он смотрелкуда-то поверх моей головы, сквозь стену, покрытую старыми фотографиями.
— Вы бы знали, что чувствовали граждане Великой страны, когда слышали в очередной раз: «Работают все радиостанции Советского Союза… Передаёмсообщение ТАСС…».
Акимыч попытался сымитировать голос диктора, но у него плохо получилось. Это вернуло его в реальность. Он бросил на меня быстрый взгляд, однакоубедившись, что на моём лице отсутствует усмешка, после непродолжительной паузы продолжил:
? Тогда СССР стремился быть первым во всём, начиная от производства многих видов промышленной продукции и заканчивая музыкальнымиконкурсами. В спорте вообще второе место воспринималось как неудача ? нас приучали, что мы всегда и во всём должны быть только первыми. И на майкахспортсменов писали не унизительное «Раша» латинскими буквами, а гордое имя «СССР» — пусть иностранцы учат наш алфавит! Присущее тому времени
