Акимыч, наконец, отыскал тюбик с клеем среди своего столярного хозяйства. Повода задерживаться здесь больше не было, но, под впечатлениемувиденного, я не мог уйти просто так, молча.
? Вы давно рисуете?
? Да как сказать… Когда в молодости учился на материке, параллельно занимался в студии. Мои работы выставлялись, несколько штук дошли даже достолицы.
? А что потом?
? А потом ? семья, дети. Надо было зарабатывать на жизнь. ? Акимыч помрачнел. ? Два года назад умерла моя жена, и рухнул мой мир... Я долго немог оправиться, и эти рисунки меня спасли. Появилось какое-то дело, возможность отвлечься, занять чем-то голову.
? Я, конечно, не искусствовед, но уверен, Ваши работы представляют несомненный интерес. Почему бы Вам не попробовать показать их специалистам?Я мог бы помочь.
Акимыч скептически покачал головой.
? Показать, конечно, можно. Только ради чего?
? Ну, в перспективе на этом, наверное, можно неплохо заработать.
? А зачем мне много денег? Потребности мужчины ограничены, мои ? так тем более: жену я похоронил, а дети сами себя обеспечивают. Мне много ненадо. В принципе, того, что у меня есть, мне хватает.
? А слава, известность?
? Это всё хорошо в молодости, когда ещё не угасли амбиции. К определённому периоду жизни понимаешь, что известность проходит, а слава толькоплодит завистников. Это не те цели, к которым следует стремиться в моём возрасте.
Мы опять дошли до калитки и стали прощаться.
? Ну, мне на завод. До завтра, Сергей Николаевич.
? До свидания, Виленин Акимыч.
После увиденного и услышанного я совсем с другим чувством смотрел на сутуловатую спину удаляющегося Акимыча. Это не была зависть к его таланту:хорошему человеку не завидуют, за него просто радуются. Я шёл и думал: «О, сколько мне открытий чудных» ещё приготовил Безымянный? Теперь я знаю,какое имя следовало бы ему дать: Остров Секретов.
Глава 12
Мне приходилось и раньшеездить в командировки. И всякий раз, подъезжая к Москве даже после кратковременного — всего-то в течение нескольких дней! — отсутствия, я испытывалстранное чувство, наверняка знакомое многим. Возникало ощущение, что я побывал не просто в другом городе, а в некой параллельной Вселенной, похожейна нашу, но никак не связанную пространственно и событийно с моим привычным миром. Время, проведённое вдали от дома, психологическивоспринималось как неизмеримо более длительный период, словно в течение нескольких дней мне удалось прожить целую жизнь, доверху наполненнуювпечатлениями, переживаниями и встречами с людьми. Более того, командировочный мир, в последние дни безраздельно владевший моим сознанием,успевал вытеснить из него привычные домашние реалии, так что приходилось прилагать некоторые усилия, чтобы снова «вписаться» в уже подзабытыймосковский миропорядок.
Похожее состояние я испытывал и теперь. Где-то далеко, в другой жизни остались детство, учёба, фирма, Вика и даже мама. А в этой были Остров,скалы, неумолкающий прибой, озабоченный Найдёнов, Валерка, Полина, люди в посёлке. Последняя неделя субъективно ощущалась равной несколькимгодам, что и неудивительно ? события этих дней перевернули мои представления о себе и моём месте в окружающем мире, складывавшиеся в течениемногих лет. Я чувствовал, что уеду с Острова не таким, каким приехал.
По причине рационального склада мышления я не переживаю проблемы, а анализирую их. То есть не воспринимаю информацию интуитивно иэмоционально, а пропускаю её через разум. Вот и теперь моё сознание томила жгучая потребность осмыслить, разложить по полочкам в голове событияпоследних дней и то, как они повлияли на меня.
Попрощавшись с Акимычем, я отправился, в прямом смысле, «куда глаза глядят». Однако бесцельное блуждание по Острову всегда ограниченоестественным рубежом — берегом океана. Тем более, что и глаза мои глядели именно в ту сторону, где сейчас ослепительный диск скатывался к морскомугоризонту ? закат солнца привлекал меня с детства. Вот и теперь он манил, притягивал к себе, заставляя мои ноги двигаться в сторону берега.
Восход солнца обычно вызывает прилив эйфории, «жеребячий восторг», жажду деятельности — физической, но не умственной или духовной. Хочетсякуда-то бежать и кричать от радости. Созерцание заката, напротив, не терпит суеты, оно действует умиротворяюще и пробуждает в душеболее возвышенные чувства. Утренний восход солнца вызывает потребность в общении, тогда как глядя на заходящее светило каждый погружается в себя,свои мысли. По этой причине закат лучше наблюдать в одиночестве. На человека накатывает элегическое, способствующее философским раздумьямнастроение. Угасание дня провоцирует осмысление прожитого, попытку понять что-то важное про себя и про жизнь вообще. Именно поэтому я всегда ценилвозможность наблюдать закат, да только в условиях городской застройки эта возможность выпадает не так уж часто.
Дойдя до моря, я присел на камень. Чайки, обычно крикливые, как итальянские женщины, угомонились к вечеру. От воды меня отделяла толькоузенькая полоска песка — уже не суша, но ещё не море, спорная территория, за которую шла непрерывная и ожесточённая борьба. Волны то заливалипесок, то откатывались назад, оставляя после себя пену в качестве материального свидетельства претензии моря на эту полоску ничейной земли. Однаковолны сами служили забавой для вездесущего ветра, который нещадно гонял их, взъерошивая поверхность моря. Морской ветер отличается от сухопутного,на берегу он свежее и пропитан запахом водорослей. Я с удовольствием, как паровозик из Ромашкова, вдыхал воздух, насыщенный мелкими солёнымибрызгами, сдуваемыми с гребней волн.
Бухта, до которой я добрёл, была довольно просторной, и ограничивающие её слева и справа мысы почти не сужали горизонт. Поэтому картина закатапредстала передо мной во всей своей прелести.
Любое полотно вечерней зари, нарисованное яркими мазками и повешенное над горизонтом ? шедевр Природы. Этим зрелищем можно любоватьсябесконечно, как огнём, водой и звёздным небом. И каждый раз божественный мастер пишет картину заново — не бывает двух одинаковых закатов.
Солнце к этому часу выглядело уже не таким ослепительным, каким оно было утром и днём. Как это бывает и при остывании металла, ярко-жёлтый,почти белый цвет раскалённого солнечного диска постепенно стал принимать оранжевый оттенок. На солнце, если слегка зажмурить глаза, уже можно былосмотреть сквозь ресницы.
Невозможно передать словами всю красочную палитру заката. Общепринятые названия семи основных цветов спектра препятствуют осознанию тогофакта, что существует огромное множество переходных цветов. Вот и сейчас на границе моря и неба оттенки красок незаметно переходили друг в друга,говорить о преобладании того или иного цвета можно было только с очень большой степенью условности.
Вся поверхность моря была раскрашена тёмными тонами, от светло-серого до почти чёрного. Они придавали морю мрачноватый вид, который оживлялилишь бесчисленные блики отражённого света. Выше цветовая гамма определялась солнечным кругом, который сиял в обрамлении ярко-жёлтого ореола. Пообе стороны от него, вдоль линии горизонта, оранжевые цвета постепенно переходили в красные, бордовые и, наконец, терялись в тёмно-серой дымке,дрожащей над морем. А выше полосы заката радовало глаз яркое голубое небо, однако ближе к зениту на нём появлялись более насыщенные цвета, а замоей спиной, на востоке, царили уже тёмно-синие и фиолетовые, предвещающие ночь.
Верхняя часть редких облаков была такой же тёмной, как и море, но снизу облака подсвечивались солнцем и переливались всеми оттенками розового,от самого нежного до того ядовитого, который так любят блондинки.
В том месте, где солнце должно было коснуться линии горизонта, море полыхало багровым цветом, который по мере удаления от точки касания
