соглашались… Как-то, играя, он сильно проколол палец щучьим зубом, загноение началось. И ночью Валентина Петровна собрала головы и выбросила. Сын потом долго плакал, дулся несколько дней, ничем не давал занять опустевшую полку. С тех пор рыбу не переносит, ничего больше не коллекционирует; альбом с марками, который ему подарили, даже толком не открывал…
— Алексе-ей, — потормошила мужа Валентина Петровна; он приоткрыл глаза, выпрямил тело. — Опять?.. Иди в кровать давай.
— Да-а…
В последнее время раза два-три в неделю она заставала мужа вот так — дремлющим в кресле с пустой бутылью на столике. Поначалу возмущалась, начинала ругаться, но однажды Алексей как взбесился: «А что мне делать?! Тебя вечно нет, Никитка там у себя стреляет. Что такого-то? Смотрю телевизор, пива немного вот, чтоб расслабиться. После школы». — «Других занятий, что ли, нет? — перебила его тогда Валентина Петровна и кивнула на стеллажи с красивыми, по подписке приобретенными собраниями сочинений: — Почитал бы хоть. Или… ты историю своих манси совсем забросил. Дописал бы…» Но муж усмехнулся так едко и горько, что Валентина Петровна осеклась. Разговор прекратился.
Конечно, ничего ужасного, что муж выпивал вечером три-четыре кружки пива и задрёмывал перед телевизором, только всё-таки неприглядная очень картина, что-то унизительное в этом есть, безысходное. Как будто её Алексей больше уже ни на что, кроме работы в своей школе и такого вот отдыха, не способен.
— Давай, давай поднимайся, — снова подёргала его Валентина Петровна.
Муж, отдыхиваясь и потягиваясь, постоял возле кресла, ошалело повертел головой. Виновато-удивленно сказал:
— Что-то опять сморило… Сколько сейчас?
— Сколько… Первый час почти, — несколько брезгливо ответила Валентина Петровна. — Иди, ложись.
— Да мне… — Муж зевнул. — Мне ко второму уроку. — И покачиваясь, вздыхая, походкой циркового медведя посеменил в сторону спальни, но вдруг изменил направление…
«Куда он ещё?!» — кольнула тут же тревожная мысль Валентину Петровну. Досадливо морщась, взяла тарелку с остатками щуки, бутыль, бокал. Пошла на кухню.
Конечно, посуда не вымыта, на столе большая тарелка со следами курицы-гриль. Буроватые кости. На плите кастрюля со сваренным ею ещё в воскресенье супом… Нет, прибраться сил нет совершенно. Завтра, может, с утра…
В туалете зашумела вода, щёлкнула задвижка и послышались уже более твёрдые шаги.
— Сморило его, — почти про себя проворчала Валентина Петровна и стала снимать жакет. Потом, вспомнив, открыла висячий шкафчик, вытряхнула из бутылька две таблетки, бросила в рот. Запила водой из электрочайника. Никакой особенной пользы от употребления «Витатресса» она никогда не чувствовала, но аккуратно покупала его в аптеке, боясь, что без него сил станет ещё меньше…
Раздеваясь на ходу, медленно прошла в зал. К сыну заглядывать даже не стала — не выдержит, накричит, потом до утра будет в себя приходить. Пусть делает что хочет — двадцать два года уже. Поживёт — сам пожалеет.
Повесила костюм и блузку в шкаф. Расстегнула бюстгальтер и впервые за день вздохнула свободно всей грудью, по-настоящему глубоко. Сразу, но, правда, на короткую минуту, стало легко — как-то, как в юности летом, у речки где-нибудь… Нет, скорее лечь, растянуться так, чтоб захрустело в суставах. Лечь на прохладную свежую простыню… Пошла. Вспомнила, представила рядом пьяновато-сопящего мужа, его пивной перегар вперемешку с запахом вяленой рыбы.
Накинула на плечи халат, села в кресло, машинально взяла в руку пульт дистанционного управления. Нащупала пальцем нужную клавишу, чтоб переключать программы, в рассеянной надежде увидеть что-то небывало интересное, то ныне редкое, что может привлечь внимание. Отвлечь. Не нажала… Сухощавый, головастый человек в громоздких очках-лупах, с остренькой донкихотской бородкой размеренно-убедительно, уверенно гипнотизируя, говорил, глядя куда-то влево от камеры:
— Главный результат нашей экспедиции это подтверждение фактов существования генофонда человечества. То, о чем говорили многие и многие учёные, гуру, люди, посвященные в тайну, какими были, к примеру, Елена Блаватская, Рерих, Лобсанг Рампа, оказалось правдой. Генофонд — та сила, что спасёт нашу цивилизацию при любой катастрофе, — существует.
«Что ещё?..» — заранее, больше от тона головастого, чем от смысла его слов, в Валентине Петровне начала нарастать новая волна раздражения.
— Каких либо документов, вещественных доказательств мы, естественно, представить не можем. Генофонд человечества — не военная база с секретным оружием, куда можно при определённой подготовке пробраться с видеокамерой. Сомати-пещеры защищены мощнейшим психоэнергетическим барьером, и преодолеть его способны единицы, прошедшие долгий курс медитативных упражнений. — Головастый кивнул раз-другой в подтверждение собственных слов и поправил очки. — Эти люди поддерживают микроклимат в пещерах, и наверное, именно на них… этого нам до конца выяснить не удалось, да и вряд ли удастся кому-либо из посторонних… Так вот, на посвященных возложена миссия помогать людям, находящимся в продолжительном сомати, из него выходить…
— Здесь бы, — появился на экране и сам ведущий, не в пример головастому очень полный, круглощекий, с бородой от ушей, — здесь бы, Феликс Робертович, я хотел вас перебить. Расскажите подробнее, что это за состояние такое — сомати. Я да, думаю, и большая часть наших зрителей порядком
