практически всех оставшихся в живых словно парализовало. Они так и замерли на тех местах, где их настиг суровый голос графа Ривьери:
- Всем замереть и не двигаться! Иначе получите новые подарки от Загребного. Вам же обещали, если сдадитесь, уничтожать не будем, но вы видимо туповатые создания или ваши командиры самоубийцы. Теперь сидите на местах и дожидайтесь конвойных команд. Они вас группами будут сопровождать в места вашего временного расположения. Если кто-то из офицеров посмеет отдать команду о неподчинении моим приказам, сразу советую подчинённым убить его собственным руками. Потому что если я начну заниматься его успокоением, с ним в кровавую кашицу прекратиться и сотня окружающих его людей. Понятно всем? Больше повторять голосом не буду, только - разбрызгиванием вашей крови.
Легенду о кровожадности Загребного не развеешь истинной добротой, так пусть хоть больше уважают и боятся больше.
На остальном пространстве сражений, события разворачивались не так благоприятно. Почти все корабли тут же сбросили десант на шлюпках, но их несколькими удачными выстрелами защитники города отпугнули от пирсов, и вся эта шлюпочная армада устремила на косу, ведущую в правую часть города. Там сгруппировавшись в колонны, десант стал готовиться к сухопутному штурму.
Пришлось опять действовать Загребному. Он сам нацелил свою любимую гаубицу на передовые отряды противника и произвёл с пяток навесных и дальних выстрелов картечью. Только два из них попали по живой силе противника, но и этого оказалось достаточно для последней, но весьма-таки кровавой точки в сражении. Воины десанта тут же бросили оружие и уселись наземь. А на каждом, оставшемся на плаву корабле выкинули на рею белый флаг. И всего таких кораблей оказалось девяносто три. И когда Семён их тщательно пересчитал дрожащим пальцем, то не в силах был больше скрывать своего восторга. Совсем для себя непроизвольно он подхватил замершую возле него Люсию на руки и стал подкидывать, словно малого ребёнка с радостными криками:
- Ура, ура, ура! Та представляешь: мы теперь будем иметь свой флот! Самый сильный и непобедимый в мире! И сотрём в порошок всех врагов! Хоть на море, хоть на суше! Ура, ура, ура!!!
В исторические хроники записей, строчки о ходе самой Граальской битве, заняли до странности мало места. Но вот последующие описания трофеев и сам процесс изымания этих трофеев любители протоколов описывали очень долго, тщательно и очень велеречиво. Да и по реальному времени всем войскам пришлось трудиться не только весь день, но и целую ночь. Потому что чуть ли не сутки понадобилось малочисленному гарнизону города, при тотальной поддержке гражданского гарнизона самообороны, чтобы разоружить, пленить, пересчитать, а потом ещё и разместить в местах с должными условиями присмотра более двадцати тысяч людей и около сотни демонов. Ну а уж уборкой трупов своих погибших товарищей по агрессии занимались выделенные группы из числа военнопленных. Они просто увозили тела в отрытое море на шлюпках и там сбрасывали с грузом в более глубоких местах. Морская живность, и так в изобилии кишевшая возле побережья, только обрадовалась такому подарку.
Самые продолжительные процедуры пошли на зачистку кораблей, теперь уже принадлежащих Салламбаюру от неприятеля. Их по двое, или трое, под командой голоса с берега и под прицелами пушек с фортов заводили в порт и располагали в плотном строю вдоль пустующих пирсов. Затем выводили команду на берег, тщательно обыскивали вначале её, потом непосредственно корабль и только потом в залив летела очередная команда. А плененную команду делили по нескольким категориям и под конвоем отправляли в разные места заточения или отсидки. Старших офицеров армады и выявленных предателей отправляли в глубокие казематы королевской тюрьмы, где и располагали в тесных одиночных камерах. Пожалуй, впервые за последние триста лет тюрьма переполнилась настолько, что даже из нескольких подсобных и пыточных помещений пришлось делать общие камеры.
Младших офицеров и некоторых купцов с гражданскими капитанами, которые погнались за грязной добычей, располагали в местах заточения при управе бургомистра и при гауптвахте воинского гарнизона. И третью группу, самую многочисленную Семён предложил разместить в древнем, полуразрушенном со времен последней войны амфитеатре. Но и там поместилась только треть 'желающих'. Остальных разместили в наспех оборудованном силами самих военнопленных открытом лагере вдоль единственной целой городской стены. Вполне естественно, что снаружи города.
Благо еще, что на каждом корабле оказалось вполне достаточно провизии, дабы кормить всю эту прорву неожиданных нахлебников. По крайней мере, две, а то и три недели никому из военнопленных голод не грозил. А вот запасы воды - были не беспредельны. Посему каждому выдавали строго ограниченную пайку. Ещё в ночь, накануне разгрома армады, Река Талая обмелела полностью. И вся жизненная влага поступала в город по интенсивно действующему водопроводу, вторая линия которого должна была вступить в строй лишь через две недели. Правда барон Шенре, когда ему выделили несколько тысяч бывших моряков и воинов, без сомнений теперь мог ускорить работы на своей стройке века. Что он и сделал, пообещав дать вторую мощную струю гораздо раньше, всего лишь через неделю.
Ещё четыре тысячи людей, которых отобрали из состава пленных, чуть позже, день на третий, отправили на комбинат по производству цемента, где они трудились на самых тяжёлых работах и добывали известняк и мел в открытых карьерах. По крайней мере, они хоть недаром хлеб ели и хоть кое-как отрабатывали средства, которые уходили на их охрану и содержание.
А вот пленные, пребывающие в более жёстких условиях заточения, тоже были разделены на три группы. В первую, самую малочисленную, общим количеством сто семьдесят человек вошли все предатели и участники предыдущего захвата столица. Причём возглавлял эту группу лично князь Буйкале, которому не повезло погибнуть во время сражения. А не повезло потому, что после трёх дней предварительных разбирательств в пыточных подвалах, низверженного князя ранним утром, при скоплении горожан, которым удалось попасть на центральную площадь, и перед стоящим на коленях строем его самых близких сподвижников, был посажен на кол. Да не просто посажен и так мастерски нанизан, что даже когда остриё через три часа вылезло у него из правого плеча, он всё ещё оставался жив. А за эти три часа, прямо под ногами Буйкале, без устали махающие топорами секустраторы, казнили и остальных сто семьдесят предателей собственного королевства. Законы древнего Салламбаюра во все времена были очень строги и жестоки, и новый король Теодоро Второй не стал их менять даже в угоду своей обожаемой супруге. Руководствуясь тем, что всех остальных врагов надо напугать до смерти, и что за проявление мягкотелости его низвергнет собственный народ. Может и не сразу, но низвергнет обязательно.
Зрелище отрубленных голов было кровавым и страшным. Молодая королева высказалась категорически против такой казни и на весь день уехала из города для решения других текущих проблем. А её отец, единственный кто имел возможность хоть как-то повлиять на судьбу приговорённых, даже пальцем не пошевелил для отмены свершающегося правосудия. Потому что вспомнил свою Нимим, и сразу все соображения гуманности и человеколюбия им были забыты. Мало того, он даже подумывал о том, чтобы надеть на себя колпак секустратора и лично порубить на куски всех сто семьдесят виновных в смерти его горячо любимой Бениды. Остановило его от этого лишь сознание, что этим он Нимим не вернёт и то, что после этого не сможет смотреть своей дочери в глаза с прежней добротой и откровением.
А вот за вторую и третью группы из числа военнопленных высокого ранга, со всеми своими старческими силами взялся главный банкир города Брюнт. Причем этих сил у него оказалось как у молодого, потому, что он сразу же почувствовал запах больших денег. Вначале даже Загребной не мог понять, чего добивается и на что рассчитывает директор банка, и тогда тот перешёл к конкретных цифрам. Сразу в ночь после казней, на небольшом собрании, только в окружении монарха, его супруги и его тестя, Брюнт огласил такую сумму предстоящего выкупа, что не согласиться было бы трудно. К тому же лично для себя хитрющий старик попросил 'всего лишь' двадцать пять процентов прибыли.
Теодоро было возмутился такой жадностью, ссылаясь на то, что пленники и так принадлежат королевству, но тут на сторону банкира стеной встал Загребной:
- Не стоит даже спорить с господином Брюнтом. Всё равно он единственный среди нас кто имеет прямую связь с остальным материком. Это раз. А во-вторых: без его помощи мы хорошо, если насобираем, лишь две трети той суммы, которую он нам обещает. Значит, с нашей стороны следует быть более
