мы можем зажечь веру, если в наших собственных душах ложь?
Он в раздражении покачал головой.
- Да будет тебе нести эту наивную чушь. Я бы еще понял это, когда ты был
молоденьким адептом, но теперь-то? На войне мы делаем все, чтобы обеспечить победу.
И значение имеет только то, что мы сделаем с самой победой.
- Нет. Мы должны делами подтверждать то, что проповедуем. А иначе наши слова
ничего не стоят.
- Да в тебе говорит ассасин, — он удивленно вздернул брови.
Я пожал плечами.
- Я своей природы не стыжусь. У меня было время, чтобы примирить кровь
ассасина с убеждениями тамплиеров, и мне это удалось.
Близко от меня я слышал дыхание Дженни, влажное, прерывистое, а теперь и
учащенное.
- Ах, вон оно что, — в его голосе была издевка. — Ты воображаешь себя
миротворцем.
Я промолчал.
- И думаешь, что можешь изменить порядок вещей? — усмехнулся он.
Но ответила ему Дженни.
- Нет, Реджинальд, — сказала она. — Он думает убить тебя, чтобы отомстить за
все, что ты с нами сделал.
Он повернулся в ее сторону, словно впервые заметил ее присутствие.
- О, как поживаете, Дженни? — спросил он, чуть задрав подбородок, и добавил
неискренне: — Я вижу, вы еще не увяли от времени.
У нее вырвался какой-то придушенный рык. Краем глаза я заметил, что рука с
ножом угрожающе двинулась вперед. Он тоже это видел.
- Ну, как, — продолжал он, — с пользой ли ты провела время в наложницах? Мне
даже представить трудно, сколько разных стран ты повидала, сколько народов и разных
культур…
Он провоцировал ее и достиг своей цели. С яростным воплем, рожденным годами
покорности, она бросилась на него, чтобы искромсать ножом на куски.
- Нет, Дженни! — крикнул я, но уже поздно, потому что, конечно, он был готов к
ее нападению. Она сделала именно то, что ему требовалось, и когда она оказалась в
пределах досягаемости, он выхватил собственный кинжал — спрятанный, должно быть,
на спине за поясом — и, уклонившись от ее ножа, с легкостью нанес мощный встречный
удар. Она взвыла от боли и негодования, а он вывернул ей запястье, заставив выронить
нож, а предплечьем захватил ей шею так, чтобы кинжал оказался возле ее горла.
Через плечо он скосился на меня, и глаза его весело блеснули. Я стоял, как
пружина, готовый прыгнуть, но он ткнул ей в горло клинком, и она всхлипнула, тщетно
пытаясь обеими руками разомкнуть захват.
- Э-э-э, — предостерег он, все так же удерживая у ее горла клинок и уже обходя
меня стороной. Он тащил ее к двери, но выражение его лица сменилось с торжествующего
на злобное, потому что она начала драться.
- Не дрыгайся, — сказал он сквозь зубы.
- Делай, как он говорит, Дженни, — попросил я, но она выкручивалась у него в
руке, взмокшие от пота волосы прилипли у нее к лицу, как будто она была до такой
степени возмущена его объятиями, что скорее согласилась бы зарезаться, чем провести
хотя бы еще одну секунду в этой близости. Да она и порезалась — по шее у нее стекала
кровь.
- Дрыгнись еще, девка! — рявкнул он, теряя самообладание. — Сдохнуть хочешь,
черт бы тебя побрал?
- Лучше сдохнуть, чтобы мой брат прикончил тебя, чем дать тебе смыться, —
шипела она и продолжала борьбу.
Короткими взглядами она указывала мне что-то на полу. Неподалеку от них лежало
тело охранника, и куда она тянет Реджинальда, я понял всего на секунду раньше, чем она
достигла цели: Реджинальд попал отставленной ногой в труп и остался без опоры. Всего
на какой-то миг. Но этого было достаточно. Дженни с истошным криком рванулась назад,
Реджинальд споткнулся, потерял равновесие и от резкого толчка врезался в дверь, из
которой все еще торчал клинок моей шпаги.
У него разинулся рот — в беззвучном крике потрясения и боли. Он еще цеплялся за
Дженни, но хватка его ослабла, и Дженни упала перед ним, оставив его пришпиленным к
двери, и переводила взгляд от меня к его груди, из которого проклюнулся кончик шпаги.
Он поднял страдальческое лицо — на зубах у него была кровь. А потом, медленно, он
соскользнул с клинка и присоединился к своему последнему телохранителю, хватаясь за
рану на груди; и кровь уже пропитала его одежду и набежала озерцом на полу.
Он смог слегка повернуть голову и глянуть на меня.
- Я старался делать то, что было правильным, Хэйтем, — сказал он, и у него
сошлись вместе брови. — Ты ведь в состоянии это понять?
Я смотрел на него и у меня болело сердце, но не за него — за детство, которое он у
меня отнял.
- Нет, — ответил я, и когда его глаза погасли, я пожелал, чтобы мое равнодушие не
покидало бы его и на том свете.
- Ублюдок! — выкрикнула Дженни из-за моей спины. Она обхватила свои колени
руками и рычала, как зверь. — Считай, что тебе повезло, что я не выдрала тебе яйца.
Но я не думаю, что Реджинальд слышал ее. Этим словам суждено было остаться
здесь, в мире вещественном. А он был мертв.
5
Снаружи раздался шум, и я перешагнул через трупы и распахнул дверь, готовый
сразиться с новой стражей. Но вместо стражи меня встретили взгляды Моники и Лусио,
шагавших по этажу с узелками в руках в сопровождении Холдена. У них были бледные и
изможденные лица людей, долгое время лишенных свободы, и когда они глянули через
перила в вестибюль, то Моника задохнулась от зрелища трупов и, потрясенная, прижала
ко рту сцепленные кулаки.
- Простите, — сказал я, не очень-то понимая, за что я извиняюсь. За их потрясение?
За трупы? За то, что они четыре года пробыли в заложниках?
Лусио глянул на меня с лютой ненавистью и отвернулся.
- Нам не нужны ваши извинения, благодарю вас, сэр, — ответила Моника на
ломаном английском. — Мы благодарны вам за долгожданную свободу.
- Может быть, вы подождете нас, и уедем все вместе, утром? — спросил я. — А с
вами все в порядке, Холден?
- Да, сэр.
- Думаю, что нам лучше отправиться поскорее, как только мы соберем все, что
нужно, — сказала Моника.
- Право, подождите, — сказал я, и в голосе у меня была усталость. — Моника.
Лусио. Пожалуйста, подождите, и отправимся все вместе, утром, чтобы уж вы были
наверняка в безопасности.
- Нет, благодарю вас, сэр.
Они спустились по лестнице, и Моника обернулась и глянула наверх, на меня.
- Думаю, вы сделали достаточно. Мы знаем, где конюшня. Если бы нам можно был
запастись продуктами на кухне и взять лошадей…
- Конечно. Конечно. Есть ли у вас… есть ли у вас что-нибудь для обороны, что-то,
чем можно отбиться от грабителей?
Я быстро сбежал вниз и взял шпагу у одного из убитых охранников. И передал ее
Лусио, рукояткой вперед.
- Возьмите, Лусио, — сказал я. — Вам это пригодится, чтобы защитить в дороге
мать.
Он ухватил шпагу, посмотрел на меня, и мне показалось, что взгляд у него
смягчился.
А потом он вонзил шпагу в меня.
27 января 1758 года
Смерть. Сколько ее уже было, и будет еще.
Много лет назад, когда я дрался с налетчиком в Шварцвальде, я совершил ошибку:
пробил ему почку и вызвал быструю смерть. Когда Лусио проткнул меня шпагой в
