ветке, примостился Коннор — со спрятанным клинком наготове и предостерегающе
прижатым к губам пальцем. Он ведь должен мастерски лазать по деревьям — не
сомневаюсь, что этому он выучился у матери. Она и меня пыталась приобщить к этой
премудрости. Но кроме нее самой так лазать по деревьям не смог бы никто.
Я понял, что Гнилозубый доживает последние секунды. Правда, он еще успел
уязвить меня, саданув сапогом в челюсть, и я, кувыркнувшись, отлетел в ближайший
кустарник.
Ну, теперь-то уж точно пора, Коннор, подумал я. Взгляд у меня туманился от боли,
но зато я был вознагражден этим зрелищем: Коннор летит с дерева, занеся для удара
вооруженную спрятанным клинком руку, и через миг окровавленная серебристая сталь
объявляется во рту первого несчастного охранника. Пока я поднимался на ноги, он
прикончил и двух остальных.
- Нью-Йорк, — сказал Коннор.
- Что это значит?
- Там Бенджамин.
- Ну, тогда и мы там.
1 Янки — прозвище жителей Новой Англии, позднее — жителей США в целом. Во время Войны за
независимость (1775-1783) английские солдаты называли так восставших колонистов.
26 января 1778 года
1
Нью-Йорк изменился со времени моего последнего приезда, а если говорить
точнее: он сгорел. Великий пожар в сентябре семьдесят шестого начался в таверне
Бойцовый Петух и уничтожил более пятисот домов, превратив около четверти города в
безлюдное пепелище. В итоге англичане объявили город на военном положении. Дома
горожан были реквизированы и переданы офицерам Британской армии; церкви
превращены в тюрьмы, казармы и лазареты; и от этого казалось, будто сама душа города
стала серой и тусклой. Нынче не что иное, как флаг Соединенного Королевства уныло
свешивался с флагштоков на верхушках домов из оранжевого кирпича, и там, где прежде
в городе царили деловитость и радостная суматоха — под его навесами, в галереях и под
окнами домов — теперь были только грязь да рваная ветошь да копоть. Жизнь
продолжалась, но горожане ходили, опустив носы в землю. Вид у них был понурый,
движения заторможенные.
В такой обстановке разыскать Бенджамина оказалось нетрудно. Он был на старой
пивоварне, на набережной.
- Надо бы управиться до рассвета, — предложил я несколько сгоряча.
- Ладно, — сказал Коннор. — Чем раньше припасы будут возвращены, тем лучше.
- Конечно. Не могу же я мешать твоей утопии. Иди за мной.
Мы пробежали по крышам и через несколько минут любовались видом Нью-Йорка,
уходившего почти к горизонту — точно израненным воином в момент его боевой славы.
- Скажи мне вот что, — нарушил молчание Коннор. — Ты ведь мог убить меня при
первой встрече — что тебя остановило?
Я бы мог позволить, чтобы тебя повесили, подумал я. Мог позволить Томасу
убить тебя в тюрьме Брайдуэлл. Что меня тогда остановило? В чем причина? В том, что я
стар? Сентиментален? Или просто тоскую по той жизни, которой у меня никогда не было?
Но все эти мысли я оставил при себе, и после краткого молчания отделался
отговоркой:
- Любопытство. Еще вопросы есть?
- Что все-таки нужно тамплиерам?
- Порядок, — сказал я. — Цель. Путь к ней. Больше ничего. Это только твои
приятели всё тщатся помешать нам болтовней о свободе. Когда-то ассасины ставили более
разумную цель — мир.
- Свобода — это и есть мир, — убежденно сказал он.
- Нет. Свобода — это дверь в хаос. Ты только посмотри, что за революцию
устроили твои дружки. Я стоял перед Континентальным конгрессом. Слушал, как они
орут и топают. Всё во имя свободы. Но это лишь шум.
- Поэтому ты на стороне Ли?
- Он понимает, что нужно будущей нации куда лучше, чем олухи, которые
уверяют, что представляют ее.
- А по-моему, ты просто завидуешь1, — сказал он. — Люди сделали свой выбор и
выбрали Вашингтона.
Ну вот опять. Я почти завидовал ему — его взгляду на мир: ясному и
определенному. В его мире, казалось, нет места сомнениям. Если в конце концов он все-
таки узнает о Вашингтоне всю правду (а если мой план удастся, это произойдет и скоро),
его мир — и не только мир, но и чистый взгляд на мир — разлетится на куски. А вот
тогда я бы ему не позавидовал.
- Люди ничего не выбирали, — вздохнул я. — Выбор сделала кучка
привилегированных трусов, желавших только разбогатеть. Они собрались и приняли
решение, которое их устроило. Они расписали его красивыми фразами, но правдой от
этого оно не стало. Разница, Коннор — единственная разница между мной и теми, кому
ты помогаешь — в том, что я не выдумываю страданий.
Он смотрел на меня. Не так давно я говорил себе самому, что мои слова на него не
подействуют, и все-таки я попытался. Но, кажется, я был неправ — кажется, мои слова
действовали.
2
Возле пивоварни выяснилось, что Коннору нужна маскировка — его ассасинский
балахон несколько бросался в глаза. Он раздобыл чужой наряд, снова блеснув своими
навыками, но и на этот раз я был скуп на похвалы. Так что вскоре мы снова стояли у ворот
пивоварни, и над нами высились ее стены красного кирпича, и ее темные окна смотрели
на нас неумолимо. За воротами виднелись бочки и телеги и еще охранники, шнырявшие
туда-сюда. Бенджамин заменил большую часть тамплиеров собственной наемной
гвардией; история повторяется, подумал я, вспомнив Брэддока. Я лишь надеялся, что
Бенджамин не окажется таким же заговоренным от убийства, как Брэддок. Хотя это
маловероятно. Я как-то не слишком верил в крупный калибр моего нынешнего
противника.
Я вообще мало во что верил последнее время.
- Стоять! — из тени вышел охранник, разгоняя туман, курившийся на уровне
наших лодыжек.
- Это частная собственность. Какое у вас тут дело?
Я слегка сдвинул шляпу, чтобы открыть свое лицо.
- Отец Понимания направляет нас, — сказал я, и вроде бы, его это устроило, хотя
на Коннора он смотрел все еще с подозрением.
- Тебя я узнал, — сказал он, — а дикаря не знаю.
- Это мой сын, — сказал я и… с удивлением услышал нежность в собственном
голосе.
И охранник, внимательней вглядевшись в Коннора, чуть насмешливо бросил мне:
- Вкусил лесных даров, я смотрю?
Я оставил его в живых. Пока. И просто улыбнулся в ответ.
- Ладно, проходите, — сказал он, и мы шагнули в арочные ворота на территорию
пивоварни Смит и К?.
1 В оригинале: It seems to me your tongue has tasted sour grapes. — «Мне кажется, ты просто говоришь, что
зелен виноград», т.е. просто не можешь дотянуться до вожделенного предмета.
Мы быстро нырнули в один из отсеков с рядом дверей, ведших на склады и в
конторские помещения. Я занялся замком ближайшей двери, а Коннор стоял на карауле и
говорил.
- Тебе, должно быть, странно узнать о моем существовании, — сказал он.
- Мне тоже интересно, что говорила обо мне твоя мать, — ответил я, возясь с
отмычкой. — Я часто думал, как могла бы сложиться наша жизнь, если бы я остался с ней.
И совершенно безотчетно я спросил:
- Как она, кстати?
- Мертва, — сказал он. — Убита.
Благодаря Вашингтону, подумал я, но вслух сказал только:
- Мне очень жаль слышать это.
- Тебе жаль? Это сделали твои люди.
