Буря чувств как тисками сдавливает мне грудь. Не могу вздохнуть. Не могу даже думать.
Рен поворачивает ключ в замке и распахивает дверь.
— Э-эй! — говорит он, кладет руку мне на плечо и чуть встряхивает.
Так, как встряхнул бы любую другую девочку.
Готовность к драке покидает меня. Дверь клетки открыта, но я и без того слишком часто обманывала Рена. Я медленно сажусь, откидываю назад плащ и позволяю одеялу соскользнуть на пол.
Рен отшатывается.
Выражение его лица меня пугает. Страх. Отвращение. Он не может даже смотреть на мое чудовищное тело — наполовину девочка, наполовину неизвестно что. Должно быть, ему и думать тошно о том, как он когда-то держал меня за руку. По щеке у меня скатывается слезинка. Я так по нему скучала — а он готов был найти в этой клетке кого угодно, только не меня.
На мгновение мы замираем, напряженно глядя друг другу в глаза. Рен не делает ни движения. Я не выдерживаю первой и выскакиваю из клетки. Не могу больше видеть в его глазах ненависть. И как же приятно наконец распахнуть крылья!
— Прости меня, Рен, — говорю я. Пусть эти слова пусты и бесполезны, пусть они для него ничего не значат, для меня они важнее всего на свете.
Он издает непонятный звук и выпрыгивает из клетки следом за мной.
— Ну уж нет, лучше молчи. Если б я знал, что он везет тебя, никогда бы не выпустил. И не вздумай напасть. Шевельнешь хвостом, хоть на дюйм — отрежу.
Он касается висящих на поясе ножен. Должно быть, взял меч во дворце. Никогда не видела Рена с оружием.
— Я бы никогда не… — начинаю я, но потом смолкаю. Потому что на самом деле — дважды.
Не сводя с меня глаз, он подтаскивает Дэррелла поближе к клетке.
Он боится. Чтобы не заплакать, я несколько секунд смотрю в ночное небо. Не хочу, чтобы Рен видел мои слезы.
Он с пыхтением пытается перевалить обмякшее тело Дэррелла в клетку. Когда я подхожу ближе и берусь за ноги, Рен отшатывается. Я поднимаю руки:
— Я помогу.
Он пожимает плечами:
— Ну давай.
Я поднимаю Дэрреллу ноги, мы заталкиваем его в клетку и запираем дверцу на замок. Меня греет удовлетворение, но жажда мести во мне еще не угасла. Дэррелл знал, что делает, когда вез девочек в рабство; он заслуживает этого больше, чем я.
Рен обтирает грязные ладони о плащ, потом рассматривает угли погасшего костра. Висящая между нами неловкость невыносима.
— Зачем ты пришел, Рен?
— Не затем, чтобы спасти тебя, если ты об этом.
Я розовею.
— Да я и не надеялась.
— Вот и хорошо. — Он тычет угли носком сапога. — Я еду за Делией. Я за нее отвечал. В таверне поговаривают, что какой-то мужчина возит в Белладому рабов, прячет у себя в повозке. Я решил, что это хорошая зацепка — может, он выведет меня и на остальных девочек. Мне рассказали, каков он из себя.
Глаза Рена горят. Он зол на весь мир, а больше всего — на меня.
Может быть, теперь у меня будет возможность все исправить. И узнать, жива ли моя сестра.
— Я тебе помогу.
Рен хмыкает:
— Ну да, как же. Ты же с ним наверняка в сговоре. — Он кивает на повозку. — Может, ты притворяешься. Заманиваешь меня в ловушку. Откуда мне знать!
Он машет рукой и опускается на пень. Восходящее солнце окрашивает все вокруг в красный и золотой, играет в его волосах.
— Я с ним не заодно. Но я его знаю. Его зовут Дэррелл, он напал на меня на дороге. Он хотел меня продать. — Мой голос падает. — Как тех девочек. Он сказал, за меня хорошо заплатят. — Я сажусь у кострища, напротив Рена. — Я тебе помогу. Это же я виновата. И я все исправлю, хочешь ты того или нет.
Он фыркает: