— Вот здорово. Теперь за меня чудовище.
— Я всегда была за тебя. К сожалению, человек, которого я считала своим отцом, обманывал меня.
Лицо у меня горит. Мне стыдно за свою слепоту. Но ведь отец был единственным человеком, которого я знала. Что еще я могла поделать? Что сделал бы другой на моем месте?
— А надо было догадаться. Как-нибудь… Не знаю… — Его лицо на мгновение искажается. — Ладно. Поможешь. Но будешь делать то, что я скажу. Это — мое дело.
— Спасибо. — От облегчения хочется улыбнуться, уголки губ приподнимаются, но я сдерживаюсь. А то как бы он снова не разозлился. — А что ты будешь делать с Дэрреллом? Бросишь его подыхать?
Идея мне нравится, но Рен качает головой:
— Нет пока. Мне надо знать, кому он продает девочек и где они сейчас. Или ты что-то знаешь?
Он смотрит на меня с сомнением. Он мне больше никогда не поверит. Я бы на его месте тоже не поверила.
— Я знаю только, что мой о… — Нет, не то слово. Барнабас его не заслуживает, а для Оливера оно будет оскорблением. — Что Барнабас говорил о Белладоме. А он мог и солгать.
Рен поднял с земли листок и рвет на мелкие кусочки. Мне кажется, будто он рвет мое сердце.
— Для начала сгодится. Что он тебе говорил?
— Он говорил, что Белладома находится в горах, — я показываю на пурпурные гребни вдали, — что там девочек окружат любовью и заботой. Он говорил, что в этом городе много садов и фонтанов и жизнь у девочек будет легкой и приятной, но что-то я в этом сомневаюсь.
— Правильно сомневаешься, — говорит Рен. — Ну, по крайней мере, мы знаем, в какую сторону идти. И Дэррелл тоже явно направлялся в Белладому.
Я веселею. Это первая хорошая весть с момента появления Рена.
— Когда он придет в себя, поможешь мне вытрясти из него все насчет того, где искать девочек.
Я хмурюсь:
— Как? Думаешь, мне он расскажет скорее, чем тебе?
Рен издает горький смешок.
— Барнабас тебе не слишком много объяснял, да? Дэррелла придется пытать. Вот. У тебя когти, хвост — ты же для этого создана.
— Пытать? — Я так и эдак поворачиваю слово у себя в голове. Причинять боль. — Ты хочешь, чтобы я делала ему больно, пока он нам все не расскажет?
Рен не отвечает. Незачем.
Я столько раз причиняла людям боль. И что же — снова?
Дэррелл убил бы меня без раздумий, если бы это было ему выгодно. Просто живой я стоила дороже.
Если его мучения помогут мне вернуть сестру и расположение Рена — что ж, я на это пойду. Я пойду на что угодно.
К тому моменту, как Дэррелл приходит в себя, мы успеваем подготовиться. Он орет и клянет нас добрых пять минут кряду, но в конце концов выдыхается и может нас выслушать. Правда, его метания едва не опрокидывают повозку.
Рен грохочет по прутьям клетки, и Дэррелл прекращает истерику.
— Ты кто такой, парень? — спрашивает он с мерзопакостной ухмылкой. — Втрескался в монстриху, что ли?
Мне становится жарко. Рен от его слов хмурится, и тут уж щеки у меня просто пылают.
— Я хочу знать, куда ты увозил девочек.
Дэррелл хихикает:
— Ну вот сейчас я все возьму и расскажу, ага, как же. А что я с этого буду иметь? — Он протягивает ладонь и потирает пальцы.
Рен бьет по прутьям клетки рукоятью меча.
— Ты не в том положении, чтобы торговаться. Забыл, что сидишь в клетке? Будешь молчать — заморим голодом.
— Ну да, ну да. Только ведь по этой дороге много кто ездит. Да и мои приятели-торговцы того и гляди появятся.
Рен бледнеет. Мы не можем ждать, пока Дэррелл проголодается и все расскажет. И по доброте душевной он нам тоже вряд ли станет помогать.
Значит, остается только одно.
Я делаю шаг вперед и берусь пальцами с выпущенными когтями за прутья клетки. Дэррелл отступает назад. Ага, все-таки он
