Я киваю:
— Да. Я спасла ее от колдуна, но потом ее пришлось услать прочь.
— Ты вообще понимаешь, что натворила?
— Прости, я…
— Делия — дочь Оливера, — говорит Рен сквозь сжатые зубы. — И единственная наследница престола Брайра с тех пор, как колдун убил ее старшую сестру.
Ужас окутывает меня ледяным плащом.
— Так она принцесса?
Теперь все становится понятно. Рен — паж короля и его связной. Конечно же и за Делию тоже отвечал он. Вот почему загадочный Д., то есть Делия, так часто фигурировал в записках. Принцессу всеми силами прятали от колдуна.
Какая глупая штука — ревность. После нее остается лишь горечь сожалений. Один неверный шаг — и я причинила боль стольким людям, что и подумать страшно.
— Куда ты ее отправила? — спрашивает Рен осипшим голосом.
Я столько уже ему рассказала, что скрывать глупо.
— В Белладому. Отец говорит, там очень хорошо. Я знаю, что она…
— В Белладому? — шепчет он, словно выплевывая какую-то гадость, и хватается за голову. — В Белладому?
Земля уходит у меня из-под ног. Я не могу пошевелиться, не могу распахнуть крылья, а передо мной разверзается пропасть. Я опять что-то сделала не так. Известие о Белладоме должно было успокоить Рена — а он поражен до глубины души.
— А что такого? — спрашиваю я, стараясь не выдать овладевшей мной паники.
Его глаза наполняются удивлением и яростью.
— Да ведь это Белладома напала когда-то на Брайр! Это от их короля нас защитил колдун. Ты что, совсем глупая, Ким?
Мое имя он выплевывает так, словно оно оставляет мерзкий привкус во рту.
У меня перехватывает дыхание.
— Не может быть, — шепчу я.
Рен стоит и дрожит так, словно вот-вот взорвется. Он смотрит на меня, словно видит впервые. Потрясенно. Изумленно. С внезапным отвращением.
— Ты — чудовище, — хрипло говорит он. — А чудовищ делает только колдун.
Я призываю всю свою силу воли, чтобы не ужалить Рена, не заткнуть ему рот. Чтобы он ничего подобного больше не говорил. Чтобы я ничего подобного не слышала. Но я не жалю его. Я разворачиваюсь и бегу прочь, в лес.
Неправда. Неправда! Отец сам жертва колдуна, а если колдун его поработил — тем более. Но он не колдун! Как только у Рена язык повернулся!
По щекам текут слезы. Сдержать их я не могу. Рен меня ненавидит. А отец возненавидит, когда узнает, что я все рассказала.
Слова Рена неотвязно звучат у меня в голове.
«Ты — чудовище. А чудовищ делает только колдун».
Я бью по преграждающей путь ветке; она ломается и осыпает мой путь листьями.
Не может быть. Это неправда. Да, отец меня создал, но он не колдун. Он ученый!
Я останавливаюсь, чтобы выровнять дыхание, прислоняюсь спиной к березе. Беда в том, что Рен озвучил те гнетущие подозрения, что в последнее время меня терзали, дал имя страху, который глубоко внутри нашептывал мне, что с отцом что-то нечисто и ведет он себя странно.
Но если отец — колдун, а не порабощенный колдуном ученый, зачем ему тогда оживлять собственную дочь и убивать при этом других девочек? Что на самом деле происходит с теми, кого увозит Дэррелл?
Нет, нет, отец не такой. Он не колдун. Рен ошибается.
И тут я сгибаюсь пополам, словно получив удар в живот, и сжимаю руками голову, в которой взрывается боль.
Перед глазами горят, сменяя друг друга, мимолетные видения. Розы. Фигурно подстриженные кусты. Паркетный пол танцевальной залы во дворце. И солнце, много солнца.
Я слышу смех, чувствую аромат роз.
Я делаю шаг на трясущихся ногах и падаю на землю, вся дрожа.
Откуда эти видения? Почему они меня мучают? Я видела и розы, и кусты, но только при лунном свете, ночью. Это не мои
