— Любишь? Да что ты знаешь о любви! Не будь идиоткой! — Он качает головой, и седые пряди вокруг лица покачиваются в такт. — Вот поэтому я и не велел тебе иметь дела с людьми. Они хрупкие и глупые. А мальчишка этот просто заморочил тебе голову.
Я ощетиниваюсь:
— А вот и знаю! Это правда. Я его люблю. И он меня тоже… раньше. Ну, если можно любить такое существо, как я, конечно. Я не знаю, почему он мне помог, но это было очень храбро, храбрее всего на свете.
Хочется сглотнуть, но горло совершенно пересохло. На кончике языка вертится еще один вопрос, но задавать его мне совсем страшно.
И все-таки я решаюсь:
— Папа, а мой яд ведь не только усыпляет людей, да? Рен застал меня врасплох, когда я несла девочку, но, когда я увидела его в следующий раз, он ничего об этом не помнил. И девочки тоже наутро меня не помнили. И стражники пугались, как в первый раз.
У отца в глазах горит ясный холодный огонек.
— Да, Кимера, только поэтому он и помог тебе бежать. Твой яд лишает человека памяти о том, как ты его ужалила, и стирает еще примерно час до того. И порошок, который я тебе дал, работает так же. Ты должна бы быть благодарна. Думаешь, почему тебе так легко было проникать каждую ночь в город?
Я холодею.
— А почему ты мне не сказал?
— Потому что боялся, что ты примешь это близко к сердцу и не станешь пользоваться жалом. Ты ведь тоже почти беспамятная.
Он прав. У меня нет воспоминаний, и от этого мне грустно. Но только ли поэтому он ничего мне не говорил?
— А как ты приготовил такой яд?
О яде, который лишает памяти, я не слышала никогда — ни в разговорах, ни в книжках.
Отец натянуто улыбается.
— Об этом не беспокойся.
— А я беспокоюсь. И то, что говорят люди, меня тоже беспокоит. — Я играю кончиком хвоста, в тысячный раз разглядывая жало. — И это еще не все! Помнишь девочку, которая умерла от моего яда? Я нашла ее в холодильном ящике. Зачем ты ее туда положил? Почему не похоронил? И как она оказалась на дороге? — Я сжимаю руки, пальцы мои переплетены, словно узел, в который завязалось все внутри. — По-моему, ее телом завладел колдун. Откуда ей иначе быть на дороге? Надо усилить защиту вокруг дома, не то в следующий раз он завладеет нами!
Страх опутывает меня, словно щупальцами.
Отец хмурится.
— Та девочка могла быть заразной. В Белладоме ее хоронить отказались, поэтому я положил ее в холодильный ящик и хотел похоронить сам. — Он наклоняется вперед. — А тебе не сказал потому, что не видел нужды тебя расстраивать. Вероятно, колдун узнал, где я ее похоронил, и оставил тело на дороге, чтобы его нашли горожане.
Меня охватывает облегчение. Узел в груди ослабевает. Отец всегда готов ответить на мои вопросы и развеять страхи. Может, он все-таки не под заклятием.
— Но если колдун так быстро ее нашел, наверное, он подобрался совсем близко и следит за нами.
— Все может быть, хоть это и печально, конечно. Но ты не тревожься. Я об этом позабочусь. Здесь мы в безопасности.
— А что ты сделаешь?
Отец сводит брови.
— Сказано тебе — не тревожься.
Его строгий тон заставляет меня сжаться, но я должна закончить.
— Это еще не все.
— Кимера…
Чешуйки на хвосте тускнеют, словно отражая мой настрой.
— Я все рассказала Рену. Одна из девочек, что мы увезли, оказалась младшей принцессой. Ты знал, что у короля была еще одна дочь, которую колдун не смог украсть? Я не знала, кто она, но с тех пор чувствую себя виноватой. — Я не отрываясь смотрю в пол. — И я рассказала Рену о наших планах. Что мы спасаем девочек и отправляем их в безопасное место. А он мне не поверил, —
