по два, а над всеми ними сам встал. С тех пор и обитают боги во Владии и иных землях. Сами уж разродились они. Потому, хотя и молимся мы многим богам, но всегда единого поминаем – владыку нашего Многоликого. – Нагдин оторвал глаза от лунных бликов на морской глади. Лучи ночного светила пробивались сквозь плотную сень деревьев и тонкими нитями ниспадали на заводь. Отражаясь, они освещали темноту подлеска, создавая невообразимые переливы серебристо-фиолетового свечения, перетекавшего с листка на листок.
Рыбак оказался удивлен, когда увидел, что почти все матросы собрались подле них. Их мальчишеские лица невольно улыбались, а на суровых лицах проявилась мягкость. Каждый из них вспоминал о доме. О чем-то своем задумался и Палон. Глядя в их лица, Нагдин вдруг понял, что они должны, во что бы ни стало, выбраться из этой передряги.
– Забыл сказать ты, – снова встрял старик-матрос, – боги огня предали Владыку и с темнейшими вошли в дружбу. Оттого и беда у нас, кены! От этого все и пошло.
***
Пещеру нашли лишь на четвертый день обитания на Крикливом острове. Не в пример своему названию, остров не отличался шумностью. Как и всюду на нем присутствовали птицы, но их щебет не был слишком уж громким.
Пещера, вернее грот оказался выгодно расположен. В него можно было пробраться как с моря, так и с суши. Нашли его весьма неожиданно. Одного из матросов укусила змея, попытавшаяся скрыться от возмездия в небольшой расщелине. Другой матрос поймал ее за хвост и потянул на себя. Змея упиралась и тем самым вызвала небольшой обвал. В щели блеснула вода, которая была настолько чиста, что пропускала яркие солнечные лучи, отражавшиеся от белого песка у побережья.
Укушенный кен умер к утру следующего дня, корчась в ужасных судорогах, а команда перебралась в открытую благодаря ему пещеру.
Грот оказался тесноватым для сорока взрослых мужчин, но никто не жаловался. Основной проблемой существования стало оружие. Не было ни одного копья. Не было даже лука и стрел. Прокормить такую ораву олюдей, которой была корабельная команда, было не таким уж и легким делом. Поэтому следующим же утром Палон и еще несколько матросов отправились на побережье.
Они вернулись только к вечеру довольные собой, пыхтя и сгибаясь под тяжестью камней, насыпанных в мешки, сделанных из плащей. Ночь и весь следующий день стены грота оглашались ударами камня о камень и топора о камень. Медленно, но уверенно кены набирались опыта в непростом деле создания каменного оружия.
Непростой народ эти матросы, несгибаемый, трудно управляемый, но в минуты опасности именно такие как они способны браться за любое дело и в кратчайший срок довести его до конца! Эта способность кенов адаптироваться и учиться помогала команде выжить.
– Не хуже настоящих будут, – разносились под сводами грота гордые результатом голоса членов команды. Матросы передавали друг другу каменные копья и пики, каменные резаки и даже топоры.
Единственным недостатком нового оружия было то, что оно требовало для себя много перевязочного материала, а так как веревок не было, то пришлось привязывать каменные наконечники лентами, сделанными из одежды матросов. Дошло то того, что даже Нагдину пришлось раздеться догола.
– В чем мать родила! – хохотали пасмасы и холкуны, подмигивая друг другу. – За то сразу видно, кто и на что способен стал. У кого длиннее и кто смелее…
К началу шестого дня команда гуркена менее всего напоминала олюдей, отплывших от Красного столпа. Более всего она походила на стадо первобытных дикарей. Сходство еще более увеличилось, когда десятки мужчин бесновались, крича, улюлюкая и даже кружась в танце, завидев как одна из охотничьих групп вернулась, неся на себе убитое животное, похожее на личинку.
Несколько дней после этого события прошли удивительно спокойно. У всех, кто был в гроте, отлегло от сердца. По крайней мере, смерть от голода на этом острове им не страшна. Однако едва насущные проблемы оказались решены, как в головы матросов, а перво-наперво капитана, полезли дурные мысли о будущем.
– На плоту нам отсюда не отбыть. Гляди прибой какой, – сказал, как отрезал Палон. – Так что нечего и думать о таком. – Он вздохнул.
– Гуркен нам с такими орудиями не сбить. А тогда чего же? – развел руками Оррин. Это был старый матрос-реотв, отвечавший на гуркене за такелаж. Его натруженные длинные руки резко контрастировали с присущим всем реотвам сухопарым телом. За это его и прозвали Большеруким. Он не был умен, но годы странствий приучили его мудрости. За это Нагдин и принял его в свой круг.
