ожидали найти.
Чернолесье отряхивалось от снега, поминутно низвергая в свои темные утробы снежные пласты, удобно примостившиеся на вершинах деревьев. У подножия Великолесья снег быстро таял, ибо там было тепло и влажно – лес хранил себя и своих обитателей от равнинной стужи.
В стане лесных разбойников – людомаров, как они сами себя называли, – было тихо. Кое-где над домами-сотами курился дымок. Тонкими струями он вырывался наружу и, витиевато завихрясь, пробирался промеж ветвей к небесам.
– Трапезный и Дубильный тракты еще не открылись. Ларги хранят врата наглухо закрытыми. Холкуны боятся нос казать дажи и в Приполье. Мы обошли Илларг и Ахоларг кругом. Выглядывали сильно да заметили, что иной раз лишь одинокие конники покидают обитель. Подобно ветру несутся они во все концы.
– Готовятся холкуны.
– Что говоришь, Сгул?
– Не я говорил, Бор сказал.
– Говори и дальше, конубл.
– Только одно вам поведаю. Когда всадники по трактам расходятся, готовятся, это означает, ларги к торговле да к обмену. Вестовые несут с собой послания от Совета к Совету о том, сколько и чего осталось и почем брать должно и можно. – Бор на миг задумался: – Только гадания это мои. Из прошлого знания. А сейчас все другое. Когда брата дождемся али вестей от него, тогда и будет понятно…
– Что мы все сидим да думы передумываем!? – вмешался зычный хорошо поставленный голос Омкана. – Выходить нам надо. Помните, перед снегами нам оттуда пришел гонец. Что он донес нам, помните?
– Помним.
– То-то и оно, что позабыли, – фыркнул Омкан. – Ранее, когда пришел я к вам, а больше всего – вы ко мне, ибо давненько я уже здесь. Каково тогда было? Не смотрели мы на то, что ларги делают. Дело нам до них не было.
– Сейчас другое.
– Ничего не другое, Сгул. Все такое же даже более для нас легкое. Ранее нам оридонян опасаться надобно было, а сейчас, где они? Нету их нигде.
– Саарары…
– Тьфу! А где же они? Никого нет. Делов наделали и ушли прочь. Нам местечко оставили. Но только мы к тому не готовы. Нам бы, как и прежде, все по лесам да по углам сидеть. Силу свою мы привыкли видеть хилую, а когда сами боги нам усиление послали, то сил-то у нас прибавилось, а мыслишки все те же остались – хилые мы! Подо мной нынче пория да под тобой, Сгул, еще две. Надобно нам дальше выходить. Надобно нам так становиться, чтобы стенами своими ларги от нас укрыться не могли. На тракты нам становиться надо. Тогда к нам холкуны придут и просить нас будут, а мы их за наше дозволение попросим. Вот так и надобно нам.
– Правильны слова, – заговорили сразу несколько голосов, – нечего нам более здесь укрываться. Другое на равнинах все теперь.
– Не правильно, – отрезал Сгул. Он перебирал засушенные ягоды и готовился приготовить из них клейкую бурду, которой здесь прожили всю зиму. В свете рочиропсов он вглядывался в исхудавшие лица, окружившие очаг. – Все правильно нам сказал, не хилые мы теперь, а только ничего нам не изменилось еще. Три пории – сила, это ты прав, но сила только во тьме. Когда лежбище сонливое взять али деревеньку какую. Но силами при светлом оке Владыки с ларгами меряться – не сила это. Встать на тракты можно даже и сейчас, но трактов больше, чем пальцев у меня на руках…
– Не на все можно, – вставил Омкан.
– … даже и не на все. Основной взять можно под себя – Трапезный. Коли так поступим, то, что делать нам надобно будет?
– Становить караваны холкунские стоймя и требовать часть от них себе.
– Нет, не долго такое будет, – замотал головой Бор.
– Отчего же? – искренне удивились Омкан и его сторонники.
– Говори ты, Бор. Тебя пусть услышат, – передал право голоса Бору утомившийся Сгул.
– В ларгах еще по осени мало товаров было. Олюдей наплыло в ларги видимо невидимо. Озлоблены ларги от того, что саарары натворили. Говорили ларги, когда такое, то и мы жалости не будем давать никому. Запасы истощены у ларгов, а коли так, то на вас у хол-конублов только один ответ будет – война.
