Красный Столп переливался всеми известными глазу красками, отражая в себе всегдашнее в этих местах буйство природы и красоту прибрежных вод, освещенных лучами стоящего в зените летнего солнца. Ярко-желтые блики-зайчики весело перескакивали с камня на камень, взбегали по стволам в роскошные кроны деревьев, пытаясь сокрыться в них неведомо от чего.
Бухточка, надежно прикрытая от постороннего взора навесом древесных ветвей, была взбудоражена волнами, выталкиваемыми вперед носом небольшого корабля, который бодро прорвался под плакучие кроны живого занавеса и стал разворачиваться, стремясь коснуться боком небольшого причала.
С гуркена сошел олюдь в простой дорожной одежде, по которой невозможно было определить ни сословие, ни даже род занятия. Но Великие Столпы тем и привлекали жителей Владии, что не требовали представлений и не были чванливыми до того, чтобы не говорить с путником не своего сословия. Именно поэтому навстречу олюдю вышел невысокий пасмас, потиравший отлежанную ногу.
– Кто ты? – спросил он, зевая.
– Я Руг из Давларга.
– Чего надо?
– Я ищу того, кто бы смог провести меня к Морскому скороходу.
– О-о! – вскинул брови пасмас. Глаза его отсветили хитринкой. – Проходи! – разрешил он и указал рукой на тропинку. – Сперва пройди в храм Моребога. Там плату оставишь. После, иди, куда вздумается.
Назвавшийся Ругом кивнул.
Через некоторое время он оказался в опрятной харчевенке, где столы были начищены, а посетители чинно просиживали штаны и платья, разглядывая карты, письмена и иные предметы, говорившие о них, как об олюдях, занимавших не последнее место на кораблях.
Руг из Давларга присел на один из табуретов, заказал себе легкую закуску и холодного питья, и внимательно оглядел присутствующих. Его лицо приобрело озадаченное выражение.
«Где же искать того, кто сможет мне помочь?» – размышлял он. – «Где такой обитает?»
Он просидел в харчевне до позднего утра следующего дня, но как не прислушивался, ни один звук не мог ухватить его внимание и притянуть собой к говорящему.
Предстояло самое сложное: обойти все харчевни, кабаки и таверны; выслушать всех и вся, а возможно и просто ждать, ибо его слова, обращенные к пасмасу на пирсе, возможно, уже разошлись этой ночью по языкам. Оставалось надеятся, что пасмас не был пьян и правильно понял цель визита Руга.
Большой неудобство Столпа состояло в том, что на нем никогда не было постоянного контингента. Одни сменяли других. Оттого и нужный олюдь мог сейчас находиться в далеком плавании.
Холкун снял небольшую комнатку в местном постоялом дворе и лег спать.
Следующие несколько дней прошли в неустанном поиске. Спать приходилось днем.
На пятый день, вернее вечер, боги соблаговолили дать ему небольшую зацепку. Солнце лишь наполовину скрылось за линией горизонта, когда он был разбужен гомоном, доносившимся со стороны порта – так здесь называли замшелую бухту у подножия скалы. Звон железа ударенного о железо в мгновение ока проник в голову Руга, и глаза его тут же открылись.
Он вскочил на ноги и бросился к углу комнаты, где у него стояли небольшой меч и топорик. Схватив их в обе руки, холкун подошел к окну и выглянул на улицу.
– … ка-а-й, говорю!
– Обскажи, как дело-то… чего насел?!
– Обскажу… сейчас все тебе обскажу. Голову тебе сниму, так само обскажется!
– Невиновного винишь…
– Невиновного?!.. Будь ты проклят! Пусть твои потроха усохнут! А ну опускай…
– Нет указа мне на это.
– Когда будет – не услышишь! Висеть будешь на суку. Опускай, добром прошу!
– Обещай не портить шкуру мою и порт не тронь.
– Не нужна мне ни шкура твоя, ни эта лужа. Где Увеен?
– Кто ж его знает?
– Ты мне зубы не заговаривай. Опускай корзину.
– Опускаю. Но обещал ты…
