– Как и везде. По-оридонски меряют.
– Тогда нам надо две тысячи локуров пшеницы, тысячу осков сыра. Прикупили бы и железа до тысячи локуров.
Хозяин постоялого двора призадумался. Поставка восемнадцати тонн пшеницы и тонны сыра, да в прибавок девяти тонн железа была делом не простым в нынешние времена. Когда он посмотрел на холкуна, то взгляд его был уже совсем другим.
– Фаап я, – представился он. – Видать и взаправду конубл ты.
– Не конубл, но помогаю, чем могу. За кого же ты меня принял?
– За шпиона оридонского… али за саарарского. Без счета их здесь. Вынюхивают все про все. Не знаю уж, чем им там Скороход не угодил, но слухи про него идут великие.
– Слыхал и я про него. А потому ищу. Немало надо нам. То, о чем слышал сейчас от меня – малая часть. Много больше нам надо. Голод во Владии.
– Слышал. Немало. – Фаап вздохнул. – Я ведь и сам-то владянин. – Он умолк и, нахмурившись, махнул рукой своим мыслям. – Но все одно, передам я тебе одного из наших, а с ним решите, чем и сколько гуркенов снарядите. Да, – спохватился он, – чем платить будете?
– Оридонскими дебами.
– Это хорошо, что оридонскими. На это мы… он пойдет. – Хозяин постоялого двора тут же перестал пить и поднялся: – Идем, что ли?
– Идем. Куда идем?
– Отдохнем, а после… – и он махнул неопределенно в сторону моря.
– Фаап, дружище, выпей со мной! – неожиданно подсел к ним невысокий холкун. По всему выходило, что он тоже участвовал в кровавой драке. – За победу нашу.
– За победу выпью, – улыбнулся хозяин постоялого двора.
– Видал ли, как я саарарина охлобучил?! – И следом за восклицанием потекла длиннющая история о бое с присказками, маханием рук, дикими выражениями лица и воплями. Вскоре вся харчевня участвовала в обсуждении. Меж тем, пили, пили и снова пили.
– Я выйду, – предупредил зачем-то Руг, стараясь приподнять отяжелевшее тело. Стоял такой гам, что он не услышал даже самого себя.
Вдруг его тело обрело легкость и взмыло кверху. Он увидел свои ноги так, словно ему голову отделили от тела. Неизвестная сила повела его в сторону. Он проплыл через дворик, вылетел на тропу. Сознание поминутно меркло и снова разгоралось. Вот он уже у лебедки; вот он очнулся, когда корзина ударилась о землю; причал; качка и свежий ветер; опять необычайная легкость и свет отчего-то больно бил в глаза. Неожиданно на скулу его обрушился мощнейший удар. В затухавшем сознании начертались слова: «Отоспится, а там… поговорим».
***
Холкуна разбудили резкие крики чаек, которые носились за бортами корабля. Одна из птиц села на поперечину мачты. То ли птица была тяжела, то ли штырь был небольшим из-за размеров гуркена, но поперечина тоненько заскрипела.
– Разомкнулся он, – сказал кто-то прямо над головой Руга.
Послышались грузные шаги и перед взором лежащего предстала высокая сутулая фигура.
– Дайте ему пить, – резко произнесла она.
На тело холкуна излилось несколько ведер воды. Он задохнулся от холода и резко сел, отфыркиваясь.
– Скажи свое имя…
– Руг я из…
– Настоящее имя.
Холкун непонимающе уставился на сутулого. Тот отвернулся от него, отошел и оперся спиной о перила корабля.
– Ты вышел из Арлторма. Твой гуркен звался «Летящий над волнами гусь». Ты искал Скорохода, как ты говоришь, чтобы договориться о подвозе провизии в Холкунию, в Давларг. Верно ли?
– Да, – опешил Руг от такой осведомленности.
– Не скажешь нам свои истинные цели?
– Провизию я хотел. Из Давларга я, – залепетал холкун.
