Иной раз в размышления вбирались крамольные мысли: а что если бы тени Скорохода не было над ними? А что, если бы не его сила? Стало бы здесь, как во Владии?
– Выходим поутру, хол, – ворвался к нему в комнатку мальчишка-холкун. Его звали Некрас Резвый. Он был приставлен к Сечелюбу для обучения мечевому и топорному бою, а также в качестве служки (и соглядатая, как предполагал Ир). – Скороход сказал так. – Лицо мальчика сияло.
Ир улыбнулся горько и жалостливо посмотрел на мальчика. «Ты не знаешь, куда ты идешь со мной», – проговорил он про себя. – «Ты вернешься другим!»
– Побьемся? – умоляюще посмотрел на него Резвый. – Время пришло.
Остаток дня они потратили на тренировку и бой. Тренировалась вся бухта: где-то воздух звенел от ударов разного рода оружие друг о друга и о щиты; где-то гуркены выписывали круги, вспенивая воду тремя рядами весел; где-то с гулом взмывали в воздух и расплескивали песок валуны, которые исторгали камнеметы, установленные по три на палубах боевых гуркенов, коих в Прибрежье уже прозвали «красными скороходами».
Ночью Ира вызвали к Морскому скороходу.
– Пришли съестные гуркены, – сказал он, – мы будем выходить. Собери вещи и приди ко мне.
Начался прилив. Луна стояла высоко над головой. Волны потоками воды заливались в бухту через рифы и скалы, и казалось, что Скрытоземье, разинув зубастую пасть, вбирается в себя Великие воды.
Ир стоял на палубе и с интересом ждал, когда же начнется выход эскадры. Уходили все корабли.
На причал бухты вывалило почти все население будущей крепости и окрестных деревень. Женщины, старики и дети сгрудились у кромки леса и махали руками уходящим в Велиководье. Слышались крики прощания и плач.
– То будет чудо! – прошептал Ирпору возбужденно Некрас. – Чудо чудесное!!! – Он нервно дернулся и стал подпрыгивать от нетерпения.
Откуда-то сбоку эскадры выплыла лодочка и направилась к выходу из бухты. Она без труда прошла между зубцами и скрылась из вида.
– Все на весла! – пронеслась команда. – Стройся колонной!
Взревел густым басом рог.
Корабли стали выстраиваться один за другим, по два в ряд. Паруса были спущены.
Неожиданно подул сильный ветер, хотя на небе не было ни облачка. Ир обомлел, когда увидел, как море ровно в том месте, где прошла лодка стало приподниматься и поднималось до тех пор, пока зубцы рифов и скал не оказались глубоко внизу.
Вперед, взревел рог, и Приходящие, сидевшие на веслах, с глухим рыком навалились на них. Гуркены устремились вперед.
– Неприступная крепость, – выдохнул Ир. Он внимательно смотрел за борт. Там, на бирюзовых прибрежных волнах покачивалась лодочка, которую он видел проскользнувшей промеж рифов несколько часов назад. Она была пуста. Где же гребцы?
– Чудо то, – весело подтвердил ему Резвый. Он залился веселым смехом: – Ну и рожа у тебя!
***
Каум внимательно смотрел на Скорохода, который говорил с Варогоном так, как говорят давние друзья. Взгляд Быстросчета скользил по морщинкам в уголках его глаз, по сухости у окончания крыльев носа, по выцветшей под лучами солнца бороде, по усам, сохранившим еще морскую соль.
Морской скороход внушал доверие и уважение. Ростом он был чуть ниже брезда, но дородность распирала его живот, от чего говорил он с натужным баском.
– … ты чего думаешь? – обернулся к холкуну Ветер Равнин.
Вот уже несколько часов говорили они о том, что происходит во Владии, но более всего тревогу вселяла Холкуния Чернолесская и Прибрежная, ибо на их многострадальных землях сейчас разворачивать основные события.
В прошлый снег людомарам удалось во второй раз отбить Белокостье у городов, но по весне этого года города, а точнее говорить, конублы городов вернулись с войском и едва не перебили всех людомаров.
Все это время конница Варогона не вмешивалась в «возню», так Ветер Равнин называл войну за Белокостье. Основной его целью было отвадить саараров от Холкунии Чернолесской, в которую они полюбили захаживать набегами за добычей.
