решался начинать говорить. Наконец, Сипул собрался с духом:
– Ты видел, никак не мог бы я, даже если бы и хотел, побороть мою стражу. Больше их было, да и руки мои были опутаны за спиной. – Он снова помялся. – Отец мой всю жизнь мою учил меня стеречься буйного нрава, который во мне прижился. И я стерегся, но когда Айсина накинула на голову мне свое покрывало, помутился мой рассудок. Не смог я стеречься. Оттого и беда была мне. Один пошел я к Кострищу Айсины. Намерение было у меня повстречать ту, от которой сердце заходилось. Не нашел я ее, но саарары повстречали меня. – Он умолк, видимо, ожидая слов от Каума.
– Любовь немало душ свела к Кугуну, ларг-хол, – проговорил тот. – Ларг-хол молод. Нельзя корить молодость за глупость, ибо непорочна она еще. Айсина любит кружить молодым головы. Хорошо делает свое дело богиня. Я был под ее чарами. Был и отец твой, неужто из другого ты появился, чем все остальные!?
– И я про то же! – облегченно вздохнул Сипул. – Не виновен я за то, что поддался естественному. – Юноша снова поник: – Только отцу такого не пояснишь. Не будет он такое слушать. Не такой он. А мне таким, как он, никогда не быть…
Каум улыбнулся. Ему вспомнилось, как он сам, вот также каялся перед Лормом о том, как никогда не сможет достичь того, что достиг его отец. Так ему тогда казалось. Это надо пережить и более ничего. Лишь только, когда груз сравнения сойдет с души, тогда рванет она вперед. И тогда только держи ее. И тогда все достижения предков останутся далеко позади. Но этому юноше еще рано такое знать. Вредно такое знать, а потому не нужно. Пусть мается, как и все маялись. Маета эта – залог будущих побед!
– Ты хочешь, чтобы я сказал то, что ты скажешь ему? Хорошо, я скажу все, как ты мне скажешь, ларг-хол, – проговорил он, поняв, куда клонит Сипул.
Юноша вскинул голову, и радость озарила его лицо.
– Но впредь опасайся той, которая вместо себя оставила саараров, – закончил Каум.
– Это да, – кивнул Сипул. – Это у меня в уме, – и глаза его недобро сверкнули. Быстросчет невольно отпрянул, когда увидел этот блеск. То был блеск подлости. – Тогда скажу отцу, – продолжал юноша, – что бежал я из плена. Тебя в Равнинах повстречал, а после дрались мы с погоней и победили их.
– Поверят ли?
– Чего же не поверить?!
– Не похожи мы на вояк. Не глупец твой отец, Сипул. Как погляжу я на ларг, вижу, что не глупец такое место от войны уберечь смог.
– Чего же сказать?
– Скажи, что погоня была. Скажи, что дрались мы. Что растеряли нескольких, но отбились и ушли прочь.
– Поверят?
– Да.
Юноша закусил губу. В нем боролись бравада молодости и сыновий страх. Страх победил, и он кивнул холкуну, будь по- твоему.
– Стой, кто едет, – вышли из-за деревьев пятеро воинов. Они были молоды и смотрели с величайшим подозрением.
– Сипул! – воскликнул один из них. – Ты ли?!
– Чему ты удивлен, Дудочник? – проговорил юноша, приосаниваясь. – Небось к богам меня отправили? – он хмыкнул.
– Было и такое.
– Ты, Баррот, скачи в ларг и извести отца – не мать, но отца, сперва, что я вернулся. Пусть матери он скажет. Не перепутай, дурень!
– Нет. Никак не можно такое спутать, ларг-хол, – подпрыгнул от радости один из воинов, бросился за дерево и выскочил оттуда верхом на коне.
– Есть ли у вас чего поесть? – спросил Сипул. – Я и мои воины два дня не ели ничего, кроме вот этого. – Кусок затвердевшего хлеба полетел в сторону.
Их накормили, и Сипул получил первую возможность обсказать все, что «случилось» с ним, и как он «спасся».
Воины слушали, разинув рты.
– Внимайте и то же говорите, кто бы ни спросил, – шепнул Каум своим холкунам и брезду. Те кивнули.
– … тогда пришлось нам туго, – рассказывал Сипул. – Удары сыпались со всех сторон. Мой топор у топорища перерубили. Нечем более защищаться, думаю. Слава богам, подоспел Руг и подставился под удар. Пало у нас в первый раз… сколько пало-то, Руг? – Юноша повернулся к Кауму.
– Двое в первый раз, после еще двое, и еще один в третий раз, – отвечал тот.
