Дарул вернулся из похода на большой тракт через несколько дней. Он привел нескольких пленных-саарарцев, которых казнили на городской площади.
Еще через несколько дней хол-конубл прислал к Кауму слугу с вестью о готовящейся поездке в Куупларг.
Отряд вышел из города в ту пору, когда морозы в Холкунии Чернолесской вошли в полную силу. Воздух звенел от морозной тишины, а деревья в лесах кряхтели от натуги, сдерживая хладовеи.
Дарул не удостоит Каума ни одним словом. Казалось, он, наоборот, всячески избегал холкуна. Быстросчет понимал, зачем хол-конубл это делает, ибо несколько раз заметил на себе косые взгляды, которые бросали родовитые конублы, заседая на пиршествах в палатах холларга.
Ночью на привале Каумпор долго размышлял над словами Дарула, сказанными в последний их разговор – они отчего-то сильнее всего запали ему в душу – и искоса смотрел на его живое, простое, но мужественное лицо. Хол-конубл сидел неподалеку и разговаривал со своими приближенными. Он не был похож на того, кто знает, что уже умер и лишь срок должен прийти. Он отпивал из рук Туринула, а у Быстросчета сжимались кулаки.
«Везде несправедливость! Везде! Всюду она довлеет над правдой!» – эта мысль крутилась у него в сознании и сводила с ума.
Ночью второго дня пути, когда он отошел в сторону по малой нужде, хотя и не хотел, но так уговорились с холами его пории, которые шли следом за отрядом Дарула, ему донесли, что прибыл гонец из Чернолесья. Он принес вести из Холведской гряды.
– Ход Обреченных взят саарарами. В Великих лесах расплодилось нечисти столько, что мы ушли в ларги прилессные. Твой братец и Ветер Равнин в долине Эсдоларгской останутся навеки, коли ты не поспешишь к ним на выручку.
Сердце оборвалось у Каума, едва он услышал эти слова. Подобно пьяному вернулся он на свое место. У него три пории – сто воинов! – да еще триста по Холкунии разбросано – сокрыто – с такими силами не удастся никого спасти.
Весь следующий день он провел как во сне. Все казалось ему неестественным и мутным. Часто перед глазами проносилась одна и та же картина: Сате с саарарской стрелой в спине, распластавшийся на выжженной солнцем равнине. Его маленькие еще детские ручонки сжимали пучки травы, словно бы он старался отереть себя от крови, ибо не любил пачкаться, или набрать букет для матушки – в детстве он часто прибегал домой с букетиками для нее.
Жалость, озлобление и обида разом накатывали на Каума, и он сидел, замерев от натуги, еле-еле удерживая в себе слезы и крик, готовый ястребом взметнуться в небеса.
«Возможно ли… Возможно ли такое выдержать!» – стонал он про себя, и держался.
Следующей ночью он приказал своим воинам оставить его, мчаться к Ормларгу и не пропускать в его ворота ни одного гонца, откуда бы он ни ехал.
– Держите каждого. А коли рваться станет, то режьте его без жалости, – приказал он.
Остаток пути до Куупларга Быстросчет проехал в отдалении от холларга.
В Куупларг они прибыли через десять дней. Он встретил их великолепием своих зданий и улиц. Толпы народа сновали туда и сюда. За несколько лет этот город превратился в громадную крепость, с продуманной системой обороны, за стенами которой были сокрыты богатства обеих Холкуний.
Дарул умер вечером того же дня. Каум узнал об этом поздно ночью, когда вернулся из торговых рядов, где под видом конубла искал себе сотоварищей по торговому делу. Его поиски оказались удачными, а потому возвратился он в приподнятом настроении.
Войдя в дом, который занял на время постоя, он увидел, что одна из двух комнат его сплошь забита воинами. При его появлении один из них поднялся и направился к нему.
– Холларг назвал мне твое имя. Служить тебе мы будем, – сказал он.
По его лицу Быстросчет понял, что это типичный дурак, хотя и хороший боец, и верный сотоварищ.
– За что такая почесть мне? – сделал вид он, что не понял.
– Дочери его ты стражем быть назначен. Поклялся ты, – нахмурился воин. В следующий миг он, впрочем, изумился, ибо спокойное лицо холкуна вдруг сделалось злым.
– Зачем ты всей толпой ко мне пришел? – прошипел он сквозь зубы.
– Служить, – невольно отступил назад воин.
– Служить, – фыркнул Каум, – ты вроде бы бородат, да ума от бороды не прибыло.
Воин был окончательно сбит с толку.
