– Немало обиды он чинил нам, – заговорил старик. – Немало… а потому расплата с ним не такая… не равная… ежели бы мое желание, то, – он возвысил голос, – страшнее бы подох он! – Он улыбнулся мстительно и подступил к всаднику: – А ты! Кто ты такой? Кто ты такой?! Пройдоха. Побируха, которого пригрели мы. Где ты был еще в прошлый снег. Подбирал отбросы на трактах? А теперь ты надо мной встал… – Глаза старика выползли из орбит от злости. – Не то ты делаешь! Не то ты сделал! Попомни мои слова! Холкуния отмстит за меня… за нас отмстит!!!
– Оно было так, как ты и сказал, – соврал Каум, решившись не говорить правду, хотя был случай, да и хотелось этого, – подбирал и отбросы. Все подбирали мы! Да только самое главное теперь, что мы над вами оказались. Те, кто отбросы подбирал долгие зимы; те, кто пресмыкался, да услуживал вам!.. Теперь над вами мы. А коли так пошло, чего никогда за всю жизнь мою не было, то в том не меня вини, но богов. Ибо только воля божья возвысила меня над тобой за один снег!
– Да! – взревели сотни глоток.
– Верно говорит холларг!
– Правильно!
– А то, что я неправильно, так ты сказал, сделал, то на это тоже воля богов. И, значит, большее мне будет впереди, а тебе лишь забвенье и тлен!
– Проклят! – взревел старик, воздев руки, и закрутился на месте. Его лицо побагровело, а глаза стали безумными. – Проклят будь! Проклят! Пусть… – Он не успел договорить, потому что Киланв подскочил к нему и с силой вдарил по зубам. Старик упал и закашлялся.
– Дрожишь ты, кончай с этим, – шепнул на ухо Кауму Цитторн, и холкун только сейчас ощутил, как оледенел от злобы, от ненависти к конублу, а в его лице ко всему и всем, кто сотворил с Владией то, что сотворил.
– Убить! – зашипел он.
– Нельзя, холларг, – подъехал к нему с другой стороны Вэндоб Однострел. Он взял его за руку и сильно сжал. – Нам еще ларг взять под себя надобно.
Холкун не знал, что сжимает больную руку холларга, пораненную мечом, а потому острейшая боль, которая пронзила тело Быстросчета, привела его в чувство. Он выдохнул и передернул всем телом, приходя в себя.
Почти всех конублов вместе с племянником Дарула повалили в снег, связали, а после подвергли самой унизительной казни: забили до смерти смоляными сучковатыми палками. И всякий, кто хотел, подходил и бил.
Убиваемые дико кричали, молили о пощаде, но толпа воинов была безответна, ибо каждый бил за что-то свое одному ему ведомое и больное.
Каум направился обратно в ларг. За ним везли пятерых самых именитых купцов.
«Не то ты сделал!» – звенел в ушах Каума крик конубла.
Да, он сделал не то и не так, как наговаривал ему Дарул. Быстросчет не убежал прочь и не испугался сил конублов в городе.
Вместе с воинами Дарула, поклявшимися ему в верности, он выехал из Куупларга ранним утром следующего дня после смерти холларга и спешно скрылся в морозной дали. Проехав один день в сторону Эсдоларга, он сообщил воинам, что они больше не вернутся в Ормларг, а уйдут на Холведскую гряду. В ту первую из двух ночей, когда отряд шел прочь от дома, из него пропали двое. Их не искали. Всем было понятно, кем они были – трусы, но только Каум понял истинный смысл их пропажи.
На третий день он резко свернул к тракту на Ормларг и поспешил по нему к городу. Он видел, как по тракту, один за другим, проносились вестовые и целые отряды от конублов, оставшихся в Куупларге. Как он и рассчитывал, церемония прощания с Дарулом займет не меньше двух дней и именно на эти два дня хол-конублы Ормларга задержаться в Куупларге. Это время он и решился использовать в своих целях.
Киланв и другие воины возопили, когда узнали, что идут домой. Сын Мясника торопил Быстросчета, но Каум осадил его и приказал не спешить.
Когда до города было недалеко, холкун свернул в тайный лагерь своей личной армии и с интересом наблюдал, как отвисли челюсти у Киланва и других всадников, когда они узнали о биваке у Приполья.
В лагере ему донесли, что в городе все спокойно. Каум знал, что это ненадолго.
От тракта ему доносили о скором возвращении конублов. Смешно было смотреть, как молодые, но уже ожиревшие торговцы трясутся на скачущих во весь опор конях.
– Несколько главных прибыли, хол, – сказал ему на следующий день Цитторн.
В ту же ночь через стену, на которой стояли воины Цитторна, перебрались две пории пехоты и скрытно прошли к палатам
