опустошений. Принеся в храм Моребога обильные подношения, оридонцы испросили у него разрешения на строительство порта на Первой ступени. Моребог разрешил с легкостью и хитрецой (так передал его волю Кромын-тар).
Еен-тары посмеивались над оридонцами, которые могли бы взять себе земли и получше, но забрали те, которые не были нужны никому. Вскоре, впрочем, смешки стихли, ибо оридонцы развернули грандиозное строительство. Они свозили камни со всей Первой ступени к одному месту – туда, где затем был построен порт, и подняли Первую ступень в том месте на треть высоты. Когда даже самые страшные штормы оказались не властными над их портом, оридонцы отстроили на каменном навале мощную крепость, возвысившую свои башни даже и над Второй ступенью. Твердыня возвысилась над плато с северо-востока от деревни и навсегда испортила живописный и мирный пейзаж.
Попивая пенистую ампану из глиняной чаши у края выступа Второй ступени, отец Омурки с ее дядькой и дедами, недовольно поглядывали на каменную громаду твердыни и переговаривались о житейских делах и заботах.
Многие еен-тары проводили свои вечера точно также. Привычные с детства разговоры и заботы теперь неизменно дополнялись пристальными встревоженными недовольными взглядами на оридонскую крепость.
Омурка невольно ойкнула, когда сильные руки старшего брата подхватили ее под мышки и выдернули из корзины. Ноги девочки погрузились в мягкий дерн разнотравья, но сама она неотрывно смотрела на Великие воды.
Вскоре, впрочем, это созерцание прервал шлепок по мягкому месту, которым ее мать напомнила дочери о том, что при приближении боевых кораблей детям следует быть подальше от этого места.
***
– Ле-ле-леек! Пчиу-чу-чу-чу! Дак-дак-дак-дак!!! – Птаха, скороговоркой выбросив в воздух трель, вспорхнула с дерева и была такова.
Нинан-тар опустился в плетеное кресло и блаженно вытянул ноги. Они гудели, словно бы в них дудел трубач. С раннего утра он работал не покладая рук: ладары требовали особого ухода и каждодневного присмотра. Ампа было не менее капризным питомцем. Что и говорить, благоденствие на Столпах Брура, коему восхищались все, кто побывал здесь, покоилось на широких плечах и в трудолюбивых руках еен-таров.
– Как поживаешь, братец? – в небольшую калитку, отделявшую дорогу от дворика дома Нинан-тара вошел его брат Нинен- тар. Он остановился и провел ладонью по живой изгороди, окаймлявшей дворик. – Разрослась она. Пора поправить. Завтра пришлю Хлобка.
– Два ладара подохли, а почему, то неведомо мне. – Нинан-тар потянулся к чаше, из которой, шипя, выползала пена. Он припал губами к ее краю и с жадностью выпил ампару.
– Хлобка пришлю, слышал ли? – переспросил брат.
– Слышал. Омурка, поди сюда, – позвал Нинан-тар. – Завтра Хлобк придет. Дома будь.
– Буду, папочка. – Омурка промурлыкала последние слова, косясь на пышущий жаром пирог, который мать только что поставила на стол. Приняв самое трогательное выражение лица, девочка остановилась подле мужчин.
Отец потянулся к пирогу, отломил кусок и подал брату. Дядька не смог сдерживать напор девичьего смирения, подмигнул племяннице и отломил ей кусочек от своей доли. Омурка сделала вид, что ей не надо и это неудобно, но рука ее, невольно потянувшись к пирогу, выдала хозяйку с головой.
– Прекрати клянчить, – одернула ее мать, вышедшая во дворик. – Негоже еен-таре такое. Никому не приглянется побирушка. Так и останешься вовек одна, как Миртара с Лубочной сторонки. Сколько раз говорила ей, а все одно – клянчит!
– Оставь, Ата! – заступился за дочь отец. – Мала еще она о таком думать.
– Мала, не мала, а думать надо сейчас. Погляди, пузо уже проглядывает. По два пирога каждый день! Как мужу снасти подавать будет? Какая корзина ее выдержит? Упадет и расплющится вся о камень. Вот к чему приводит каждый кусок пирога от тебя.
– Уж больно ты напридумывала, Ата, – встрял в разговор Нинен-тар. – Коли на тебя будет походить, но писаннее красавицы и не найдешь.
– Я потому красива, что никогда куска не клянчила от стола отца. А тому меня матушка приучила.
– Будет тебе, Атанка, будет, – грозно прикрикнул на мать отец Нинан-тара, Фодон-тар. Этот не старый еще еен-тар пользовался уважением не только в семье, но и во всей деревне. Не было лучше него воина на Длинном Столпе. Он только входил в калитку. Сыновья поднялись и поклонились ему.
