Атанка тут же почтительно умолкла, отогнала дочь от мужчин и сама скрылась в доме.
– Где внук-то мой? – поинтересовался Фодон-тар, усаживаясь на место, которое ему уступил Нинан-тар.
– Отослали его к хлебнику. Хлеб окончился, отец, – отвечал хозяин дома.
– Жаль. Хотел сам сказать. Тогда уж ты ему передай, чтобы шел по красной воде к мага-мага, что у храма Моребога. Там драться будут нынче. Хороша драка будет. Бойцы подобрались знатные. – Фодон-тар причмокнул губами, влил в себя разом две чашки ампаны, крякнул и обвел повеселевшим взором дворик и соседские домики за ним. – Хорошо у тебя здесь, сын, – обратился он к Нинан-тару необычайно тепло, что было с ним редко. – Хотя и проклинал я тебя, что ты сюда перебрался, да еще на краю поставил дом, но… – Он не договорил и влил в себя еще пива. – В деревне нынче гвалт. – Фодон-тар не заметил, как оба его сына обменялись взглядами и стали внимательны. – Оридоняне пришли со стороны красной воды, – так еен-тары называли ту сторону, куда садилось солнце. – Злы превелико. Мало их пришло. Как гуркены заприметил, поспешил в кабак к Сухой Руке, тот сказал, что после прибытия гуркенов всех оридонян из деревни повымело. Заперлись в твердыне своей. Чего делают, никто не знает. – Фодон-тар влил в себя еще одну порцию ампаны. – Уходили превелико много, а вернулись не более… ну, как пальцев на руках моих. Мало вернулись… – Он вдруг повернулся к Нинен-тару. – У тебя, слыхал, ладары подохли. – Младший брат покачал головой и указал на старшего. – У тебя, что ли?
– У меня.
– И сколько жежь?
– Три. Два в ночь, а один поутру.
– Нехорошо.
– Так всегда будет, покуда я землицы больше не найду. Слишком много их стало, оттого и дохнут. Чумка…
– Эк ты… посмотри, разбираешься. А мне… мне Велиководье ближе, – завел Фодон-тар свою старую песню. Братья знали, что он вспомнит, как жили они на Первой ступени, выпьет, затем припомнит, как съехали в деревню, бросили его, снова выпьет, а после, как дойдет до того момента, когда у него Моребог лодку отнял, так и набросится на сыновей, обвиняя их в том, что Велиководье забрало лодку потому, как предали водолюбы заветы своих предков.
– И мне оно ближе, отец, – пресек начавшуюся песнь Нинан-тар, – а потому я тебе гуркен заложить велел, да сына даю в управление.
– И я, – поддакнул Нинен-тар. – Что мы не смогли, то они смогут.
– То-то, будет так, – вздохнул Фодон-тар и смахнул набежавшую от умиления слезу.
На столе продолжали появляться яства. Когда мужчины отошли от стола, мать усадила за него детей и дала им вволю поесть.
Фодон-тар уже еле-еле держался на ногах, и братья отвели его в комнату, где уложили на постель и оставили отсыпаться.
После смерти их матери, Фодон-тар забросил рыбацкое хозяйство. Их домик у воды похилился, и, если бы не заботы сыновей, был бы смыт Велиководьем. Отец долгое время жил там в одиночестве, но, после долгих уговоров, все же разрешил увезти себя в деревню к внукам, и последние несколько лет занимался тем, что нанимался на чужие рыбацкие суда, кутил в кабаках да дрался на спор, ибо сил и боевого задора у него было предостаточно.
– Вот, Нинан, подсчитал я, как и просил ты, – младший брат положил в руку старшему моток веревки с узелками.
Они стояли в небольшом садике у дома Нинан-тара. Последний оглядывал ветви деревьев и любовно отирал от пыльцы их плоды, те, до которых мог дотянуться. У Нинан-тара, в отличие от Нинен-тара, все в жизни получалось хорошо. Нинен-тар считал это несправедливостью, ибо он был более авантюристичен и смел. Сперва он смотрел на жизнь брата с презрением. Как такое возможно, думалось ему, чтобы смолоду мечтать о том, чтобы дни куковать дома, среди будничной суеты; как это все может нравиться, когда вон там, за окнами, безбрежный простор Великих вод, где неимоверное количество приключений и способов показать свою удаль.
Шло время, и Нинен-тар понял то, что Нинан-тар осознал много ранее: счастье, действительное счастье невозможно отыскать далеко в Великих водах или во Владии, оно всегда рядом, всегда очень близко, оно в тех бесхитростных вещах, о которых не принято говорить, как о чем-то величественном и славном. И лишь с годами понимается и осознается, что это и есть главное. Это и есть абсолютное благо!
Нинен-тар каждый день бывал у своего брата. Он отдыхал душой в его доме. Радовался его радостям, горевал вместе с ним. Сам он женился поздно. Женился на женщине, у которой было четверо детей, которые не любили его, и он не любил их. Она была слишком стара, чтобы родить ему. Возможно, он нашел бы и моложе, но любовь не давала ему уйти от многодетной матери.
