Скороход остановил свое хождение, подошел к борту и долго с надеждой смотрел на берег. Его губы шептали молитвы, а пальцы барабанили по дереву.
– Снимаемся, – наконец решился он. Эта отрывистая команда эхом разлетелась по гуркенам, распавшись еще на десяток команд.
Флот стал медленно разворачиваться и уходить от Длинного Столпа.
– Вижу-у-у! – вдруг долетело до слуха Нагдина с соседнего корабля. – Лодка! Гур, лодка!
Рыбак соскочил с бухты каната, на которую осел в бессилии, и бросился на корму. Его глаза хищно вцепились в маленькую точку, качавшуюся на волнах у самого берега.
– Суши весла, – прохрипел Скороход, ибо горло его свело судорогой, – мы остаемся.
***
– Нипочем бы не подумал про такое. Сколько простояли подле, а даже и я не приметил. – Хрящеед с восхищением разглядывал мощную стену, которую возвела природа дабы защитить то место, у которого они пристали.
Одна из скал, неведомо как, оказалась стоящей одиноко в море на расстоянии в пятьсот локтей от берега. Подобно щиту она была выставлена в море и заслоняла собой большой кусок побережья от злых ветров Великих вод. Но не только этим удивили мореходов здешние места. Стенообразная скала скрывала за собой клинообразную бухту, далеко вдававшуюся в Ступени Брура.
– Тут встаньте, да сойдите. Не для ваших гуркенов Сокрыт-река назначалася. Мелка больна у переката.
Лодка доставила на борт флагмана двух еен-таров: старого и молодого. Они были настолько не похожи друг на друга, что можно было дивиться, настолько сын может быть непохожим на отца.
Флот остановился, уткнувшись носами кораблей в зернистый песок прибрежья. Воины сходили на берег, сгружая оружие и продовольствие. Лишь значительно облегчив корабли, Скороходу удалось перетащить их через перекат в дельте Сокрыт-реки.
Небольшая деревенька, неведомо как прилепившаяся к крутым склонам прибрежных скал, не подавала признаков жизни. Нагдин с интересом разглядывал открывшееся ему зрелище и раздумывал над тем, что о хозяйстве в этих местах можно и не помышлять.
– Не гляди так, – прокряхтел старик, поводя водянистыми глазами по деревне, – мертвая она. Нет там никого. Я только…
– А сын-то твой чего жежь не плодиться на радость тебе?
– Не сын он мне. Вместо сына, но не сын. – Глаза старика наполнились слезами, и он отвернулся.
Скороход отошел от старика и посмотрел на корабли, жившие полной жизнью благодаря силе команд.
– Эй, ты, – обратился он к молодому еен-тару, прибывшему на лодке. – Почему вы не говорите, как вас зовут?
– Я? Я говорю… я не скрываю, – поправился тот. – А он… он даже мне не сказал. Старик, я его называю.
– Как тебя зовут?
– Нинан-тар, гур.
Высадка армии заняла остаток дня. Все это время Старик сидел на берегу на камне удивительно правильной прямоугольной формы, служившим ему скамьей, и смотрел куда-то вдаль. Его выцветшие глаза подернулись пеленой, которая всегда свидетельствует только о том, что великая задумчивость и воспоминания снизошли на их обладателя.
Оррин Большерукий присел рядом со Стариком и о чем-то с ним заговорил. Тот отвечал нехотя и односложно.
– Оррин! – позвал Нагдин своего незаменимого помощника. – Оставайся здесь. Нет лучше места для стоянки, чем здесь. Много здесь сокрыть можно. Отмерь место, подсчитай, и, когда я вернусь, будь готов говорить со мной. – Оррин кивнул.
– Гур, – сказал он, – Старик что-то таит.
– Почему ты так думаешь?
– Не знаю. Он боится.
– Немудрено. Нечасто доводится столько войск видеть здесь. Немудрено.
– Не нас боится. Другого.
Рыбак на мгновение задумался.
– Эй, ты… Нин…
– Нинан-тар, гур.
– Подойди, ты верно понял – зову тебя. Чего боится Старик?
