– Пообтесаться бы тебе, поокруглиться, – Каум дернул брата за бороду, потом за кудри, да шлепнул по выступавшим ребрам, – оброс весь.
– Не надо, в Чернолесье морозно больно. Потому, пусть уж лучше тепло, а гнид мы передавим. – Словно в подтверждение его слов, на плечо Бора вылезли две разморенные баней вши и соскользнули вниз.
– Говори, чего мне привез, – перевел разговор в прежнее русло Каум.
Бор вмиг посерьезнел. Расслабившиеся было мышцы его тела снова заходили ходуном. Он сел на скамью и отер потное лицо, собираясь с мыслями.
Зашел служка и поставил перед ними бадью с холодной бражкой.
– От Варогона вестник мне был прислан, – заговорил Бор, когда служка вышел. – Варогон сообщает, что саараряне задавливают его со всех сторон… Нет, не так. – Он снова поразмыслил. – Перед приходом Брура в Холведскую гряду, в Арлторме сошел на берег Кин Хмурый с армией да с ним маги оридонские. Беллер, что при Варогоне, учуял великую силу, которую привез с собой Хмурый. Проклятый оридонец повел армию на Эсдоларг. Тьфу! Снова не с того начал. – Бор потянулся, зачерпнул браги и влил в себя весь ковш. Встрепенулся. – Восстание сделалось в Эсдоларге. В голову его ставлен брезд. Зовут Дигальт по прозвищу… не упомню. Но он, Дигальт этот, вырвался из долины эсдоларгской и поднял с собой деревни пасмасские и два холкунских города в Прибрежье; овладел Грозовой твердыней и Ходом Обреченных. Это и без Варогона до меня слухи доходили, что с грирниками Дигальт сшибся у Меч-горы. Бьются за перевалы, выводящие в Холмогорье.
Вот потому и пришел Хмурый с армией. Отсюда уж все по порядку расскажу. Хмурый гонцов в Прибрежье выслал. Приказал сводить к нему олюдей, сколько есть. Саараряне собирают ему армии свои, да гонят к нему наших олюдей из Пасмасии и Холкунии Прибрежных.
Варогон, как прознал такое, войско свое разделил, да отряды саарарские, какие пасмасов да холкунов на убой ведут, громит по всему Прибрежью. Сам же, с силами основными своими, на саарарские армии рушится да рубит их, дабы меньше их к Эсдоларгу шло. И так уж несколько больших лун.
Как Холвед вознамерился прийти в равнины, он отослал ко мне гонца да попросил, чтобы я на конублские городки у Поющей и Желтой рек навалился, ибо по ним к саарарянам идет помощь от ларгов Чернолесских…
– Погоди, – остановил брата Каум, – не хочешь ли ты сказать, братец, что ларги наши помогают саарарянам холкунов да пасмасов избивать?
– Своими глазами то видел, брат, ибо не дослушал ты, а я только приступил рассказать. Сгул и Омкан встали во главе войска людомарского, как я им весть от Варогона передал, да пошли мы на конублов на Поющей реке. Труден был переход. Дюже злой Холвед в эту зиму, да и Брур немало наших воинов за собой увел, но только дошли мы и взяли две крепости, которые нам Варогон взять наказал. В них же без числа оружия холкунского да иного ратного предмета. Своими глазами видел все это, брат, а потому ни соврать, ни придумать нет надобности мне.
– О-о-о! – только и вырвалось у Каума. Он откинулся назад и лег на спину. Перед глазами ходили круги.
– Выходит, брат, Куупларг с саарарянами и оридонцами заодно, правильно ли понял я?
– Выходит, так, – проговорил Каум.
– Я уразуметь одного не могу: чего же тогда с обидами стало, которые саараряне Холкунии да Пасмасии учинили? Поступились мы этими обидами разве?
– Поступились, выходит.
– Чего же так?
– Не ведаю, чего так.
– Еще дума мне пришла. Оружия было столько, словно более Могт Победитель не опасен нам. Разве не отдали мы ему семь ларгов?
– Отдали.
– Тогда, чего же?
– Не знаю, братец, не знаю.
– А еще сын родился у Варогона, и о том он хотел, чтобы я тебе передал, – закончил Бор и с облегчением повалился на лавку.
Погрузившись в глубокие размышления, Каум дернул за веревку. За дверью звякнуло и почти сразу же вошли двое служек, которые стали натирать и отмывать обоих братьев, словно пытались смыть с них не грязь, но тяжелые помыслы.
