Ночное небо цвета спелой смородины дрожало отблесками сотен звезд, куполообразно нависших, казалось, над самой головой. Какой ответ Каум искал среди звезд, он и сам не представлял, но с недавних пор, посиделки в одиночестве стали приносить пользу. В голове прояснивалось. Думалось легко и стройно.
В который раз он подтвердил сам себе, что правильно сделал, когда уехал из Ормларга. Он отбыл в тот момент, когда должны были состояться выборы холларга. Если бы он остался и избрался – в чем Каум не сомневался – те, кто избрали его, подписали бы себе смертный приговор. Не стал бы Куупларг терпеть под собой такого холларга, каким бы стал Каумпор.
Быстросчет остался почетным ларг-холом, ублажил своим решением множество жадных до власти и тщеславия конублов и безмерно раздражил Урсуну, которая не понимала, да и не могла понять ситуацию.
Когда старая холлара узнала, что Каум собрался отбыть восвояси, она сказала ему холодно лишь одну фразу:
– Ей скажи, что отбываешь по делам, дабы ждала тебя.
Более холлара на глаза Каумпора не являлась и приказала не пускать его в свои покои.
С Ракитой Быстросчет виделся почти каждый день, и каждый день обещал ей, я вернусь.
– Ты вернешься? – врывалась она к нему на чердак каждую ночь, бросалась на его узкую лавку-кровать, зарывалась в его грудь лицом и плакала, плакала, плакала.
Он не знал, чувствовала ли она, что видит его в последний раз или нет, но рыдала она надрывно и долго. Сердце его разрывалось на куски при виде ее слез, но, сжав зубы, он твердил себе, что делает это ради нее.
Ему теперь слишком много лет, чтобы из-за эмоций ставить под угрозу жизни двух самых дорогих ему женщин. Он терпел острую боль в сердце, не давал слезам набегать на глаза, улыбался, называя Ракиту дурехой и врал ей, я вернусь.
Словно бы сон прошло это время перед ним. Будто бы со стороны он смотрел на себя, разомлевшего и растерянного от обрушившихся на него со всех сторон неудач. Однако ставки были слишком высоки.
– Обыграем, – повторил Каум в ночной небосклон то, что сказал днем брату.
Чутье, как ему казалось, верно вело его там, где не видел разум. Во всяком случае, он еще был жив.
Не понимая, что делать, Каум лишь по наитию пришел к выводу, который был правильным во всех случаях развития событий, кои он множество раз продумывал. Он признавался себе, что навряд ли догадался о таком, пребывая в дружбе с разумом.
Чутье подсказало ему, что линии судьбы, которые вели его врагов к цели проходили через три неизменные точки: через Ход Обреченных, через Эсдоларг и через Холмогорье. Сливаясь воедино и усиливаясь, таков был замысел у истинных хозяев Владии, враги будут дополнять друг друга, а после, соединившись, обретут такую силу, какую не переборет никто и ничто.
Сам того не зная, Варогон показал Каумпору, как надо мешать исполнению воли всевечных неизвестных. Оттягивая на себя значительные силы саарарцев, Ветер Равнин вынуждал их пригонять в лагерь Кина лишь необученных крестьян из Прибрежья, которые были плохи не то, что в штурме крепостей, но даже и в хорошей драке.
Кауму повезло меньше. Он находился подле той точке, где враги появятся не поодиночке, а уже слившись воедино. Могт Победитель и Совет хол-конублов Куупларга выступят вместе и драться нужно будет с ними обоими. А когда так, то шансов на победу у Быстросчета практически не было.
«Потому и не останавливает меня ни колдовство, ни магия. Не боятся меня. Не большая помеха я», – думалось ему, и он зло усмехался.
За ним шло почти тысяча двести человек. Все они прекрасные воины и грозная сила, но в Приполье, у города. Против Куупларга все они – пыль.
Эта мысль в последнее время мучила Каумпора более всего. Он не хотел умирать без выгоды, без смысла.
Удар брездов и холкунов из Холкунии Чернолесской решал исход битвы, которая шла сейчас в Эсдоларге. Тогда напрасны становились жертвы воинов Варогона и Лугта Шраморукого.
Каум не находил себе места от осознания своего бессилия. Он скрежетал зубами и просил помощи богов. Не находил покоя то тех пор, пока его воины не схватили конубла со звонким именем Залла.
Хотя саарарец сейчас уже превратился в окровавленную глыбу льда, лежащую под корнем свидиги, но его нашейный медальон нестерпимо жег грудь Каумпору. Этот медальон давал ему надежду на спасение, ибо он показывал, что старые боги Владии не оставили своих верных сторонников.
***
Ничто не могло сравниться по красоте с зимой у Паучьей норы подле Желтой реки. Несмотря на грозное название, местность,
