длительную стоянку.
Через несколько дней в шалаш к Быстросчету вбежал Киланв сын Мясника.
– Пришли, холларг. Они пришли, – радостно оскалился он.
Быстросчет отложил палочку, которой писал на дощечке, и кивнул ему:
– Призови Тихого. – Через мгновение перед шалашом остановился Цитторн. Брезд был заспан и часто широко зевал. – Цитторн, проверь, здесь ли те, кого ожидаем. Коли, да, – готовься!
К ночи стало ясно, что дождались, кого хотели.
Каум подошел к углу своего шалаша, выудил из баула самодельную фигурку Владыки, а за ним и Кугуна. Холкун долго молился им, прикладываясь губами то к одному уху идолов, то к другому.
Снаружи послышался топот копыт.
– Стой, Тихий! – выбежал к отряду, готовому уйти в ночную мглу Каум. – Я буду с тобой.
– Кто-нибудь останьтесь. Негоже всем сразу. А вдруг, чего?! – недовольно пробурчал брезд.
– И я вызвался, братец, – раздался из темноты голос Бора. – Не отговаривай. Я иду.
Каум открыл было рот, но остановился, повернулся в сторону и позвал: – Вэндоб. – Когда холкун подбежал к нему, приказал: – За меня здесь встань. – Тот кивнул.
Быстросчет вскочил на коня и посмотрел вверх: темное ночное небо, казалось, улыбнулось ему и одобрительно покачало россыпями созвездий.
***
Ножи туго входили в промерзшую землю. Взбираться на вал оказалось не такой легкой задачей, как казалось днем издалека. Каум внезапно ощутил, как же он отяжелел за то время, пока проживал в Ормларге.
Пальцы руки дрожали от натуги и от холода. По спине катил холодный липкий пот. Быстросчет задыхался, стараясь сдерживать хриплое от напряжения дыхание, дабы не дать настенной страже повода поднять шум.
Цитторн, несмотря на свои размеры, взбирался намного быстрее холкунов. Бор не отставал от него.
«Порода и молодость», – с завистью подумал Каум, глядя на брезда, и вымученно улыбнулся.
Семь всадников, спешившись недалеко от крепостного вала, шестеро из них пробрались ко рву, перемахнули через него, благо зима сковала льдом воду в нем, и принялись взбираться к похилившемуся частоколу.
Когда Каум, наконец, оказался у почерневших от времени бревен, он привалился к ним и долго приходил в себя, неприятно удивленный своей слабостью.
– Нет никого, – прошептал ему Цитторн, успевший за то время, пока Каум взбирался, пройти вдоль значительного отрезка частокола.
Предосторожность оказалась бесполезной. Частокол никем не охранялся. Лишь у врат слышались веселые пьяные голоса стражников, коротавших обычную для них ночь, обычным для них способом.
Бор и Каум привалились к бревнам стены и смотрели сквозь щели между ними на город, бывший много зим тому назад их родным городом. Хотя Фийоларг утопал в кромешной тьме, зоркие глаза братьев различали неясные очертания домов.
– Дождемся, покуда Владыка откроет хладное око, – сказал Быстросчет и небольшой отряд, удобно устроившись у частокола, замер.
– Мне не верится, что я дома, братец, – не удержался и прошептал Бор ту мысль, которая крутилась на уме у Быстросчета.
– Да, – только и ответил тот.
– Я ничего не узнаю. Меньше стал ларг…
– Помолчи, – приказал Каум. У него щемило в сердце и першило в глазах.
Луна стала медленно восходить, выкатываясь из-за леса. В морозном воздухе звенела тишина. Покуда лунный свет не стал слишком силен, пятерка воинов перемахнула через частокол и скатилась к задней стене ближайшего к валу дома. Испуганно кудахтнули куры, заслышав шаги чужаков, но, почувствовав олюдей, успокоились и снова уснули.
– Где будут они? – спросил Тихий.
– Другое все, – отвечал Каум. – Не так, как ранее было. Не помнишь?
– Нет. Много ларгов мне родными стали, хол. Где они будут? – повторился он.
