и стал катать по ней, словно колбасу; бил по щекам; мял и даже щекотал.
Удивительно, но очень скоро тот пришел в себя и открыл глаза. Цитторн поманил к себе братьев.
– Кто вы? – прошептал старик, глядя на них мутными от опьянения глазами.
– Мы Поры, Каум и Бор, – сказал, улыбаясь, Быстросчет. – Помнишь ли нас. – Глаза старика продолжали неподвижно смотреть куда-то мимо братьев. – Мы… – начал было Каум, но дыхание старика вдруг сбилось.
– Может, бросим его? – спросил Цитторн.
– Нет, не зря он на пути нам вывалился, – не согласился с ним Каум, теперь каждую секунду помнивший, что он играет на таком уровне, где магии и реальности поровну.
– Ты не торопи его тогда, – сказал Тихий. – Овва держит его мысли в своих когтях. Туго он понимает.
– А-а-а! – тихо застонал старик. Только тут Каум увидел, что полные ужаса глаза старика вперились в лицо Быстросчета. – А-а-а!
– Не…
– Ду-у-ухи… – завыл старик еле слышно, но Цитторн все одно не удержался и шлепнул его ладонью по лбу. Старик захлебнулся.
– Ты, – указал Каум на одного из воинов, стоявших поодаль, – зайди в трактир и купи хорошей сарбры. Скорее! – Он протянул воину дебы.
Старика оттащили с дороги в ближайший переулок.
Когда первая чарка была опрокинута ему в рот, он открыл глаза и более осмысленно оглянулся.
– Кто вы? – снова спросил он.
– Хочешь сарбры? – вместо ответа спросил Каум. Боги дали ему второй шанс.
– Да, добрый хол, хочу, – воспрянул духом старик. – За что мне выпить?
– Почему ты спрашиваешь?
– Никто не дает пить просто так. Ты хочешь, чтобы я помолился за кого-нибудь?
– Нет.
– Рассказал?
– Пожалуй.
– Хочешь, я поведаю тебе о том, каким красивым был ларг… и богатым… ик! – Старик схватился за грудь. – Дай выпить, а?!
– Я оставлю тебе все, – указал на кувшин Каум, – ежели расскажешь мне о Порах. Где они?
– И ты их ищешь? – удивился старик, не отводя глаз от кувшина. Отныне и на все время разговора его глаза смотрели только на него.
– Кто еще их искал?
– Холларг брал меня к себе и расспрашивал. Холкун при нем стоял и расспрашивал. Теперь ты расспрашиваешь. Я все рассказал. Я много знаю. Я старый и мудрый… ик!.. Я спас ее или… – Старик вдруг расплакался, как младенец. – Нет-нет, я погубил ее. Ох-ох! – Он затрясся всем телом.
– Что ты говоришь?
– Я не скажу тебе, кем бы ты ни был. Я не хотел… не хотел… Давларг…
Звонкая пощечина, которую отвесил Тихий старику, тут же прекратила стенания, а нож, поднесенный к его лицу, быстро остудил благородство.
– Померли они. Все, кроме одной. Братья еще тогда, когда у меня была половина тех зим, которые я прожил сейчас. Большой караван сгубил их. Проклятый караван. Он навлек на нас гнев Комта Верного, а после саарарских орд… Они уехали… в Давларг. Там… она умерла, а она ушла… Она умерла, а она ушла… – Подзатыльник снова вернул старика в реальность. – Не бейте меня, холы, я все скажу. Я стар, не бейте!
Бор вопросительно посмотрел на Каума. Тот молчал, ибо земля ходила у него под ногами. Во рту пересохло, а горло занял комок. Дышать было тяжело. Сам не ведая того, Каум схватился за руку Бора и сильно сжал ее. Перед его взором стояли всего два образа: матери и жены, и он не знал, за кого молить богов.
– Продолжай, – приказал ничего не понявший Бор, но Цитторн остановил его.
– Не все Поры сгинули? – спросил он.
– Нет.
