– Эй, приди, – крикнул он ему грубо.
– Иди уж… потом договорим… – Дымный быстро влез на сани и скрылся в домике.
– Холларг, – бросился к нему Унни, когда Однострел подвел к нему Каумпора. – Отос-слал ли ты кого к Цитторну? – Саарар говорил быстро и с присвистом.
– Киланв пошел туда.
– О, боги! – Свисторот начал бить себя по лбу. – Они знают, холларг! Они все знают! Тот, который говорил со мной, сказал, что они идут искать Руга из Давларга. Их соглядатаи узнали, где он скрылся после Ормларга. Они след взяли всей нашей энтории. Отряд их туда пошел. И твои следы в Фийоларге видны им.
Сердце бешено заколотилось в груди Каума. Лишь слабая надежда на опыт Цитторна не дала крику сорваться с уст Быстросчета. Он сохранил ледяное спокойствие и кивнул:
– Что еще сказал он тебе?
– Они идут к Фийоларгу, чтобы сжечь его. Он сказал, что тебе помогает нечистая сила, злая магия, но они смогут победить ее, ибо их боги вручили им огонь. Каана пробудился, так сказал он мне.
Если бы Каума сейчас толкнули, и он неожиданно оказался в ледяной воде, он был бы не так ошарашен, как после слов Унни. Сжав зубы так, что от боли свело челюсти, он из последних сил пережил этот страшный момент.
– Кто такой Каана? – прошептал он побелевшими губами.
– Саарарский Дэм. Как и наш Дэм, да будет он безмятежен вовек, Каана придает пламени своих врагов, его огонь разрушает все силы и любую магию. Пэбба, тот, с кем говорил я, сказал, что Каана возвестил свой приход во Владию.
Каум кивнул, более ничего не спросил и скрылся во тьме.
***
Улат мчался во весь опор, хрипло дыша и пронзая подобно стреле густую муть снега, спешившего опасть на землю. Снежинки, нежные и холодные, становились острыми и колкими, едва лицо Каума натыкалось на них.
Табун остановил широкий утоптанный тракт. Армия Пэбба утрамбовала его еще сильнее, а потому Улат мог наконец излить на дорогу всю силу своих ног.
Слезы замерзали на щеках Каума, превращаясь к ледяные дорожки, горевшие огнем. Холкуну казалось, что каждая слеза – и не слеза вовсе, а удар плети по его лицу, огнем горевший на коже.
Вот уже несколько часов, как Каум вскочил на коня и погнал его к Фийоларгу.
«Нет-нет-нет-нет!» – крутилось в его мозге, а более ничего не приходило на отупевший от боли ум. Каум не чувствовал ни рук, ни ног – он не чувствовал вообще ничего. Лишь огромная всепоглощающая боль билась в нем вместе с биением сердца.
Он наткнулся на конный разъезд неожиданно. Вдруг, из снежного тумана на него бросились два лошадиных крупа. Боевой конь не испугался и не шарахнулся в сторону. Каум вытащил меч Дарула Грозноокого, который подарила ему Урсуна, и с остервенением набросился на застанных врасплох воинов. Двое из них тут же рухнули на снег, орошая его своей дымящейся кровью; третий отбил удар щитом, попытался метнуть копье, но понял, что расстояние слишком маленькое, а потому стал орудовать им, как дубинкой. Каум перерубил древко; после перерубил и кисть саарара, а затем срубил ему голову.
Эта встреча вернула его к реальности. Он придержал Улата и, тяжело дыша, отупело уставился на тела, корчившиеся у его ног в предсмертных судорогах. От напряжения перед глазами пошли разноцветные круги. Со стоном, Быстросчет повалился на шею коня и выронил меч.
Внезапно, снежная пелена по левую его руку стала окрашиваться в оранжево-желтые тона. Подобно тому, как разливаются по небосводу лучи восходящего солнца, зарево пожара растеклось по ночной шири небес.
Тишина и безмятежность снежной ночи хлопнула топотом копыт и мимо Каума пронеслись несколько всадников. Они, впрочем, тут же осадили коней.
– Холларг, – бросились к нему сразу несколько воинов, – слава богам! – Каум распознал голос Вэндоба. Его руки схватили его и стащили с коня.
Острая боль пронзила голову Быстросчета. Он замер, погрузившись в нее, парализованный ей. В щели между веками проникало свечение далекого пожара, в котором потонул Фийоларг. Оно расплывалось в слезах, закрывших собой контрастность окружающего мира. Каум сам не знал, что свернулся калачиком у ног Однострела, защищаясь от великого горя, во второй раз обрушившегося на него и тихо заплакал.
