***
Он очнулся утром следующего дня, повернул коней и скоро пошел следом за караваном. Ему казалось, что душа его стала холодней сердца Холведа. Он не ощущал никаких чувств, не чувствовал холода, не хотел есть, и бесстрастно смотрел вместе с Вэндобом и Бванеком, догнавшими его этой ночью, на многотысячный отряд саараров, шествовавший к Фийоларгу. На пике передового всадника была насажена отрубленная голова Цитторна Тихого. Многие из всадников были поранены, несколько десятков болтались, перекинутые через седла, а поодаль шел огромный табун запряженных коней, седла которых были пусты.
– Они дорого продали свои жизни, – проговорил Бванек Топорник и сглотнул ком, подкативший к горлу.
– Мы отплатим им за Цитторна и других, – произнес Каум скрипучим голосом, и сжал удила так, что побелели костяшки пальцев.
Они нагнали караван к утру следующего дня.
Караван шел теперь, не останавливаясь в городах. Лишь раз он сокрылся от бурана за стенами Золарга – небольшого городка, расположившегося в четырех конных переходах от Желтой реки.
Пока за стенами завывала вьюга, Каум сидел в небольшом доме, отведенным им местным холларгом и смотрел на медальон, который Цитторн выудил у Залла.
«И тебя, Тихий, мне послали боги. Долго держали при мне для этого момента», – разговаривал с брездом холкун. – «Это ты не позволил убить Заллу; это ты выудил из него слова, который спасли меня, и не спасли тебя. Залла рассказал об этих конях; о том, что их ждут у Желтой реки, и о том, что он должен забрать их в Фийоларге. Ты добился от него правды. Тебе он поведал, что не знает, кто отдаст ему табун, и его самого узнают по этому медальону, и по словам, которые Унни после сказал холларгу Фийоларга…
Ты, Цитторн, нашел для меня закрывателя ставен, и ты убил Смата. Один. А мы, как слепые котята, бегали по крыше. О-о, Тихий, как же мне тебя будет не хватать!» – Каум скрипел зубами, пил местное вино и изо всех сил мял пальцами медальон. – «Я потерял тебя и потерял… их… снова. Ты удержал меня и не позволил идти искать ее, мою Айллу. Не было у меня и дня для них. Винил тебя за это… Если бы той ночью… я… я… не ушел… если бы не послушал тебя на следующий день… О, боги! Куда вы ведете меня!? Как страшен мой путь! Как больно мне, Владыка, как же мне больно!!!» – Холкун хмелел и слезы катились по его лицу. Беззвучные слезы горя, которые он вынужден был скрывать вот уже много лет. В эти дни Каум пил много, с остервенением, стараясь упиться так, чтобы себя не знать, но сила мысли не оставляла его, и мозг продолжал работать. Он пил еще и еще, а после замирал в тупом онемении, смотря в одну точку и тихо с рыком выл.
Буран стих на третий день, и караван продолжил ход. Никто не заметил, как однажды ночью от него отделились несколько всадников и ушли прочь.
Паучья нора встретила караван сказочным зимним пейзажем, а Бапторм угрюмым молчанием. У пристаней почти не осталось кораблей. Лишь несколько десятков лодок лежали на боку под высокими быками наводного квартала. Ребятня, одетая так, что стала похожей на шерстяные комочки с оттопыренными ручонками, неуклюже бегала среди лодок, играя в одну им известную игру.
Врата города были открыты настежь. У них караван уже ожидала делегация во главе с сумг-раром или холларгом по- саарарски. Сумг-рар выехал вперед и приветствовал их.
Во главе каравана теперь шел только Унни. Широкошаг, как и все его олюди, не проснулись перед днем въезда в Бапторм. Их тела были оставлены Лесобогу и зверью в ближайшей роще. Лишь Тюпар Дымный избежал печальной участи своего господина, хотя и испытывал неудобства, ибо руки его были крепко связаны, а рот наглухо законопачен кляпом.
– Кто вы, и где Залла? – нахмурился недоверчиво сумг-рар. – Почему они? Холы… – зашептались за его спиной воины.
Унни, привыкший к вниманию, выехал вперед, склонил голову и печально сказал:
– Молло призвал Заллу, сумг-рар. Никто не смог противиться. Многие пали.
– Что? Залла погиб?
– Да, сумг-рар. Как и должно, мы отдали его Молло. Молло не принял его оружие и скарб, а потому мы привезли его тебе, чтобы ты решил, что с ним делать. – Намек был тонкий, и сработал.
Черты лица сумг-рара смягчились, хотя глаза его продолжали недоверчиво оглядывать пришлых.
– Молло призывает к себе лучших, и нельзя противится грозному Молло. Пройдите за ворота. Будьте нашими гостями. – Сумг-рар лег поперек дороги и Унни осторожно переехал через него конем – традиция была соблюдена. Доступ в город был открыт.
