Бапторм не произвел на Каума никакого впечатления. Те немногие жители, которые пребывали в нем, жили в клетушках более подходивших для содержания скота; воины содержались в хлипеньких казармах, продуваемых всеми ветрами. Лишь замок сумг-рара да громадные склады и загоны для скота и рабов были сделаны качественно и со вкусом.
Табун, казавшийся огромным на просторах Синих Равнин, растворился в отарах и табунах, содержавшихся в Бапторме.
«Сколько слез и горя видели эти стены». – Каумпор с ненавистью смотрел на места содержания пленных. Там повсюду валялись кандалы и цепи.
– Хол, – осторожно подошли к нему со спины.
Каум резко развернулся, готовый ко всему, но расслабил члены, просветлел лицом и улыбнулся: – Рад тебя видеть. – Он не назвал имени.
– И я рад тому же, – ответно улыбнулся ему Сгул. Он медленно повернулся и пошел прочь. Каум последовал за ним.
Они прошли несколько домов, пока не оказались у неказистого строения со съехавшей слегка набок крышей. Сгул завел Быстросчета на второй этаж, прикрыл за собой дверь и с облегчением опустился на потертую звериную шкуру – кроме нее, в помещении помещались лишь два тюфяка, на которых он, видимо, и спал.
– Они приняли нас, – произнес Сгул. – Сумг-рар призывал меня и требовал узнать, кто перед ним. Я узнал Унни. – Сгул рассмеялся. – Они поверили.
– Сумг-рар поверил нам, когда увидел, сколько дебов и золота достанется ему от Заллы. Прогонять нас для него, все равно, что отдавать все это Синим Равнинам, – зло проговорил Каум. – Как добро Заллы перейдет к нему, тогда и следует ожидать пакостей. Пока же, мы в безопасности.
– Долго ли сможешь не отдавать?
– Не знаю. Пока причины не нашел, кроме, как поминовения Заллы.
– Это займет дня три или четыре.
– Ежели так, то недостаточно нам. Но мы с ним в торг войдем, чтобы все дело Заллы ему перетекло. Пусть потешится, покуда голова на плечах.
Оба умолкли.
– Ты тоже возненавидел это место? – вдруг спросил Сгул
– Как увидел торг.
– Я увидел его еще тогда, когда на нем распродавали последних рабов. Звук их плача до сих пор звенит в моих ушах. – Сгул сморщился и заскрипел зубами. – Когда они прибудут?
– Через несколько дней. Бор ушел, как Приата бушевать перестала.
– Давно.
– На все воля богов. Пока есть время, готовься.
***
Прожужжав в воздухе, нож глубоко впился в ствол дерева. Саарарец подбежал к ножу, дрожащему от силы, приложенной к его полету, вытащил его и показал отметку – три пальца.
– Мой глубже вошел, – сказал Игга, критически осмотрев нож воина.
– Смерь моими пальцами, Игга, мои-то шире…
Игга рыкнул на воина и тот мигом присмирел. Игга был недоволен. Ударили сильные морозы, какие всегда бывают в Холкунии в конце зимы. Это владянские Холвед и Брур снова пиршествуют, собирая последний урожай смертей. Говорят, они не трогают саараров, потому что Молло договорился с ними о своем народе, но Игга не верил в это. Владянские боги, как и сами владяне, хитры и подлы, им ничего не стоит обзавестись в эту ночь тремя новыми телами. Проклятый сумг-рар! Раздери понос его потроха! Зачем в зиму выпускать разъезды в Приполье Бапторма. Лишь сумашедший рискнет в такую погоду приблизиться к Паучьей норе.
– Игга, скажи, почему это проклятое место называют норой паука? – просил один из всадников. Он сошел с коня и ходил, лупя себя по бокам – было очень холодно.
– Токто сказал мне, что здесь дрались какой-то владянский бог и большой паук. Паука – ха-ха! – владяне почитают, – вот глупцы! Когда бог побеждать начал, паук обратился к их… как его… Владыке и попросил обратить его в реку. Владыка сказал ему, что он умрет, а паук сказал, что ему не страшно, ему надо победить. Владыка превратил его в реку, а каждая его нога обратилась в поток. Тот бог, с которым дрался паук, боялся воды, и паук утопил бога.
