– Он ушел… он свернул… он… а-а-а-а! – И пасмас мертвым грузом обвис на руках воинов.
– Подох, – вздохнули они. – Чего делать?
– Бросьте его. Равнины пожрут его. Он сказал, что караван свернул. Но куда?
К нему снова подошел тот саарар, который отговаривал резать конублов.
– По следам определить можно. Нужно идти туда, где они разошлись, привысокий.
– Сам знаю. Лень только. Разморила меня жара эта проклятая. По коням, саарары. Нам сегодня ночь не спать.
Все взобрались на коней и скоро поехали по дороге.
– Оставьте их. Полудохлые они, – прокричал привысокий воинам, которые пытались вести с собой захваченных коней. – Там больше найдете. – Он указал рукой за горизонт.
Никто из саараров не заметил двух всадников, лежавших с конями вдали от тракта. Они молча переглянулись друг с другом. Когда саарары скрылись из виду, всадники подняли коней и поехали собирать то, что осталось от каравана.
Между тем, саарары довольно быстро добрались до развилки, где разделились караваны и свернули туда, куда вели многочисленные следы коней и груххов.
– Тяжело идут, – причмокнул привысокий, – много добра. – Он хихикнул. – Никогда не грабил.
Дорога под копытами их коней слегка поднялась вверх, а после весело сбежала в небольшую балку, по одной стороне которой шел редкий лес. На дальнем от саараров конце балки были свалены в кучу около сотни тюков. Конники невольно сгрудились у тюков.
– О-о!
– Ого-го-о! – донеслось с их стороны.
В тюках оказались дорогие ткани, зерно и еще много других очень дорогих в этих землях вещей.
– Оставим здесь, – махнул рукой предводитель. Он умел расставлять приоритеты. – Там больше найдется, – указал он вперед.
– Может, оставим кого с тюками, привысокий.
– Не надо, они…
Он не успел договорить, когда расслышал гул. Когда он понял, что это за гул, его глаза округлились.
– К оружию! – заорал он. Вместе с его словами на краю балки появилась караванная стража. Она мчалась на саараров во весь опор.
– А ты сказал, что второй раз такому не бывать, – прокричал Иру весело Варогон. – Жадность нас всех объединяет!
Удар несущейся по склону конницы был страшен. Половина саараров погибла под ногами коней и груххов. Небольшой остаток пытался защищаться, но против брездов им было сложно устоять. Саарары бились насмерть и гроздьями валились наземь. Остатки попытались броситься наутек, но с тыла на них вышли лучники из Томагларга.
– Кто вы? – орал во все горло привысокий. – Мы саарары. Вы ответите за свою дерзость. Вы… – Он захрипел – стрела пробила его горло – и повалился с коня.
***
Если долго бить по одному и тому же месту, то, в конце концов, станет не больно.
Каум уже не боялся. Не боялся ни того, что его караван разграбят в пути разбойники, ни того, что придется драться с саарарами, ни то, что его убьют еще каким-либо иным способом. Слишком долго он бил сам себя по сердцу и уму. Все! Они очерствели.
Он и сам бы не сказал, когда это произошло. Однажды ему просто стало не страшно, и он занялся выживанием каравана ровно так же, как разбирал таблички у себя в кабинете на третьем этаже дома у т-образного перекрестка в Фийоларге. Теперь он много думал. О многом!
Жизнь его изменилась и холкун, через боль, кровь и невыносимую душевную муку преобразился вместе с ней. Скоро перестанет отвлекать пыль, вонь и тяжесть похода под палящими лучами летнего солнца, думал он. В какой-то момент длинный, бесконечно длинный путь, расстилавшийся перед ним, показался ему даже теплым, совсем родным. Но чувство это, испугавшись своей смелости, быстро улетучилось, решив, видимо, вернуться к концу лета.
После того, как Варогон разложил своих убитых воинов, одетых в одежды разбойников посреди балки, предприятие Быстросчета вот уже почти месяц не претерпевало никаких неудобств, намеренно подстраиваемых кем-либо.
