пути он выглядел жалко.
Каждый из присутствующих по-своему понял произошедшее, но все они осознали, что оказались на острие событий, грозящих смести прежний мир.
– Холведская гряда. – Два этих слова пролились на всех их услышавших, как ушах холодной воды на раскаленную печь. Слушатели вздрогнули и каждый по-своему поежился.
Все четверо подняли глаза. Над ними стоял Илло.
Пират со Столпов Брура
Великие воды серебристым чешуйчатым безбрежным покрывалом раскинулись во все стороны от борта корабля-гуркена. Их мерное колыхание, незлобливые нападки на выпуклые борта бака гуркена убаюкивали своей мерностью и неспешностью. Словно бы любящая мать, сидя у колыбели, слегка покачивала ее, чтобы создать у своего дитяти ощущение полета и безмерного успокоения.
Холодное око Владыки наблюдало с небес за безмятежностью, царившей в Великих водах. Бесстрастно взирал он на водный простор. Ни на чем не останавливался его глаз. Со спокойствием, присущим только богам, оглядывал он свои владения. В любом другом месте можно было тешить себя тем, что око Владыки смотрит не на тебя. Но только не здесь. Не в Великих водах. На много полетов стрелы вокруг корабля не было ни единой души, к которой мог бы притянуться отеческий взгляд бога.
Нагдин Рыбак смотрел в холодное око Многоликого, которого называли во Владии Владыкой, и точно знал, что божество смотрит на него. Прямо ему в глаза. В большие и красные от бессонницы, злые глаза. Как ни старался, не мог Рыбак обратить к богу спокойный взор. Не мог потому, что последние дни не умел сомкнуть глаз.
Никогда не страдал он от бессонницы, а тут, словно какая-то напасть свалилась на него. Едва смыкались его веки, как в голове поднимался шум и туман, белесый очень холодный туман, подобно живому существу, подобно призраку обхаживал его сон, укутывал в свои прозрачные покрывала. Туман говорил с ним. Он требовал от него действия. Действия, исполнение которого приведет Нагдина к верной гибели. Реотв точно знал это, а потому не соглашался с туманом. Тот кричал на него непереносимо громким голосом, рычал на него по-звериному. От этого рыка и просыпался Нагдин в холодном поту, а порой и вовсе не успел уснуть, лишь дремал, когда рев тумана будил его.
Бак гуркена был завален бухтами канатов, брошенным абы как оружием и якорем, покрытым от времени густой порослью водорослей и ракушек.
Рыбак смотрел в небеса и изредка подносил к губам вино, которое заимствовал у саарарских купцов не далее, как вчера.
В который раз, в которую ночь думал он о том, что мучает его. Призывы достигнуть Жертвенной заводи – места, о котором он не слышал ни разу в жизни – преследовали его, мучили своей настойчивостью и страшной непонятностью. Почему он думает об этом? Почему ему так важно, до физической боли в груди важно понять, куда зовет его белесая пелена из затянувшегося кошмара?
Нагдин увидел, как пространство вокруг него постепенно сжимается. Растворился словно бы в молочном мареве хорошо видимый до того горизонт, а после хлопья прозрачной пелены стали подползать к гуркену. Они стекались к нему со всех сторон. Их было так много, что у борта судна стало тесно, и туман обрел свою привычную бесформенно-необъятную форму. Пару раз парализованный усталостью взор Рыбака отметил в тумане очертания лиц. Они смотрели на него и хмурились, улыбались и что-то шептали.
Он поднял кувшин вина и вылил себе на лицо и не почувствовал ни мокроты, ни запаха вина у себя на коже. Реотв облизнулся. Язык водил словно бы по пустому пространству. Кожа растворилась в белесой мути.
– Иди за мной, – приказал туман. – Жертвенная заводь облегчит твои мучения. Иди за мной!
– Нет, кто бы ты ни был, я не пойду за тобой. Не веди меня туда, где погибель.
– Жертвенная заводь – судьба тебе. Не избежишь ее. Знай это. Так написано тебе. Так и будет. Иди за мной!
Реотв хотел было поднять руку и потереть лоб, но ему показалось, что рука, хотя и поднялась, но нащупала над глазами не плоть, но древесный бок корабля. Пальцы заскреблись о толстые пружинистые доски. Нагдин улыбнулся.
– Иди за мной! Судьба твоя идти за мной. Идешь – веду. Иди за мной! Жертвенная заводь. Туда призываю тебя. Идешь – веду, не идешь – потащу… – Туман словно бабочка вокруг бутона цветка увивался округ Рыбака.
Тот молчал.
– Иди же за мной! – голос тумана стал грубеть. – За мной! Иди! Не идешь – потащу! – Последние слова более всего
