С тех самых пор, как Мукомол известил его о том, что за караваном гонятся не саарарские разбойники, но саарарская боевая конница, Быстросчет понял, что жизнь его изменится до того круто, что зигзаг этот невозможно будет никак ни просмотреть, ни хотя бы представить. Было решено разделить караван на многие мелкие части, большая доля которых, наверняка, сгниет на просторах Синих равнин. Но коли огромная опасность неотвратимо надвигалась сзади, то даже маленькая надежда на одиночное спасение на равнинах казалась очень заманчивой.
Часть каравана принадлежавшая роду Поров, пасмасу Илло и те животные, которых отобрали у разбойников Желтого быка и заманенных в ловушку саараров Варогон и Цитторн, были разумно сведены в единый караван. Оказалось, что животных в нем много больше, чем груза, а потому Каум, сохранявший в ту пору толику уверенности в себе, предложил хитроумный ход.
Торговцам, кои обладали слишком большим грузом и малым количеством животных предложили обменять излишки товара на животных. Уже к середине следующего дня караван оказался до отказа нагруженным тюками с товаром. Остались довольны и мелкие торговцы, потому как у них было на чем уносить ноги.
Но на этом план Каума не оканчивался. Свою долю товара он сгрузил во чисто поле, потратив некоторое время, чтобы закопать его настолько, чтобы тюки не привлекали внимание со стороны дороги. Тут ему пригодилось умение наемников. Они сокрыли торговые сокровища с таким умением, что с двух шагов невозможно было определить богатство, покоящееся в земле.
Солнце в ту пору еще ярко и жарко светило, но заходило за горизонт с быстротой стрелы, пущенной вдаль.
Сообразив, что животные без тюков и без седоков пойдут быстрее, чем саарарская конница, Каум приказал Варогону с наемниками уводить стадо прочь настолько быстро, насколько это возможно. Сами братья из рода Поров, пасмасы Илло и Мавуш Мукомол, оказавшийся неожиданно полезным своими неисчислимыми хитростями, двинулись к Давларгу. Идти пешком было тяжело и неудобно, но к третьему дню пути они окончательно убедились, что погоня ушла вслед за наемниками.
Давларг представлял собой «черный» город, коими назывались городки, существующие исключительно за счет производства черных кристаллов. В нем почти отсутствовало мужское население, частью вымершее от непосильной и вредной работы, частью промышлявшее на делянках в лесу. Если и встречались особи мужского пола, то они были настолько истощены и черны, что первый их вид вызвал у конублов приступ тошноты.
Женщины скучали без мужчин, а потому каждое их возвращение бурно отмечалось, воспроизводя в больших количествах будущих поденных работников.
– Детский ларг, – усмехнулся Илло, когда они в первый день слонялись без дела по улицам Давларга. Кругом и вправду шныряла детвора всех возрастов, полов и рас, оглушая пространство жизнерадостными криками, в которых еще не было тех ноток безнадеги, которые проявятся, едва сии существа будут загнаны на делянки в лесу.
Каум отписал семье в Фийоларг и приказал женщинам выехать в Давларг. Письмо он отправил с Мукомолом, отдав ему последние деньги. Мавуш честно исполнил поручение, и вскоре семья воссоединилась.
А затем навалилось безденежье, и в похилившуюся дверь их дома-развалюхи постучался голод. Кроме работы на делянках, прозябания на небольшом и убогом рынке, а также содержания нескольких бедных харчевен занятий в Давларге не было. Торговцы решили не припадать к любимому делу, ибо это сразу бы вытащило их на свет. Кроме того, в Давларге появилась саарарская конница, которая миролюбиво проезжала по улицам, раздавая удары кнутами направо и налево.
К концу первой большой луны пребывания беглецов в Давларге Илло пропал. Мягкосердечие сыграло с ним злую шутку. Он был схвачен соглядатаями саарарцев, когда пришел к умирающим от голода детям беженцев, дабы покормить их заплесневелым хлебом, который раздобыл неизвестно где. Его казнили на главной площади города, такой же грязной и закоптелой, как и каждая улочка, каждый дом Давларга. Каум никогда не забудет взгляда, с которым Илло смотрел поверх толпы. Этот пристальный, не вопрошающий, но напряженный взор, словно бы ему кто-то что-то говорил, а он это с трудом понимал, – взор этот блуждал по крышам домов и небосклону. Илло, казалось, вопрошал богов о том, за что они наслали на его страну такое бедствие. Перед тем, как палачь разрубил его надвое, взгляд Илло упал на олюдей, стоявших у эшафота и смотревших на него. Он увидел пустоту в их глазах. Безразличие и пустоту. Они принимали несправедливость такой, какой она была. Они смирились. Каум увидел, как слезы потекли по щекам Илло. С этим он и умер.
Каум не расплакался в тот день. Да и потом не заплакал. Душа его огрубела, он понял это. Злоба, величайшая злоба затаилась в нем.
Братья подались в паденщики на далекую просеку, где их и застало известие о том, что в Холкунии Прибрежной появились саарарские войска. После этой вести пришла новость о взятии саарарами Давларга.
Мир умер в тот день для Каума. Все вокруг поблекло. Единственное, что удерживало его от отчаяния – слабая надежда, внушенная Мукомолом. Надежда на то, что когда война в этих землях закончится, можно будет поискать и обязательно найти семью
