Сгул… – С этими словами он рухнул в опавшую листву и затих.
Сгул дрался так, словно ничего не замечал. На лице его не было улыбки, не было веселья. На него словно бы набежала бездонно черная тень. Он бил наотмашь, изо всех сил.
Ир дрался впереди братьев, но Каум окончательно пришел в себя и затащил его в ряд с собой и братьями. Попеременно они выступали несколько вперед и сменяли друг друга. Было очень тяжело. Сил почти не осталось. Жара вытягивала силы быстрее, чем бой. Исхудавшие тела были не готовы к ратному делу. Братья отступали все глубже в рощу.
Сгул отбил нападение одного из врагов и в два прыжка оказался рядом с Омканом. Он что-то ему сказал.
– Ар-р-р! – ответил тот, размахивая топором.
Громкий свист Сгула заставил время на миг замереть. В следующее мгновение оно взорвалось ревом, который издали шесть отдохнувших глоток. Казалось, земля поднялась в рощице, чтобы наказать неблагодарных, подпиравших ее.
Главный эффект был достигнут. Не все саарары могли видеть, что произошло, и обязательно нашелся тот единственный, который передал им свое видение. У страха глаза велики.
Один из вражеских воинов что-то истошно закричал по-саарарски, и напор атакующих тут же иссяк.
– Ар-р-р! – взревел Омкан и из последних сил ринулся вперед. Он один заменил собой мощь тех, кто дрался с конниками с самого начала.
Правый фланг атакующих был смят. Остальные повернулись и бросились прочь из проклятой рощицы.
– Победа! – прошептал Бор.
– Хе-хе, – посмотрел на него Сгул. Он задыхался от усталости. – Передышка…
***
Всадники собрались на военный совет. Они отстояли от рощицы на довольно большом расстоянии, и их невозможно было слышать. Как ни вслушивались оборонявшиеся в отдельные звуки, долетавшие со стороны врага, разобрать они ничего не смогли.
Сгул снова почернел лицом и сидел теперь на земле, глядя себе под ноги. Каум смотрел на него краем глаза и понимал, что пасмас находится в том состоянии, когда все вокруг меркнет и лишь мир богов принимает тягостные измышления о судьбе.
Наконец Сгул поднялся на ноги и подошел к своим воинам. Ничего не говоря, он прохаживался между ними и похлопывал их то по плечу, то по спине. Ободряющие слова сорвались с его губ только, когда Сгул обошел всех. Ему заулыбались.
Шестеро убитых пасмасов и холкунов были уложены в стороне и присыпаны опавшей листвой.
Тем временем, ум предводителя всадников предложил новую игру. Небольшой отряд конников объехал мятежников с тыла и спешился.
– Отовсюду нападут. Разом, – проговорил Сгул. Он обернулся и как-то виновато посмотрел на конубла. Улыбка тронула его губы. – Когда подойдут к нам. Когда сражаться начнем. Тогда ты и братья твои пусть бегут к их коням. Уходите сами и уведите как можно больше их коней. Для пригляда они не оставят много воинов. Справьтесь с ними. Более ничем не помогу.
– Мы не уйдем, – начал было Ир, но Каум остановил его, не время для благородства. Быстросчет кивнул. – Но… – открыл рот брат.
– Все, – отрезал конубл. Его обуяла такая ярость, что он едва не ударил Ира. Никогда раньше не нападало на него такое бешенство. Он возвел глаза к небесам и, сощурившись, оглядел Око Владыки. Сколько несправедливости видит оно, сколько бесчестных помыслов и непотребных дел. Но смотрит и молчит. Возможно, в этом есть какое-то высшее домыслие, какой-то неопровержимый вселенский порядок.
Тремя отрядами саарары приближались к кустовым зарослям.
– Глянь, одного оставили только, – ухмыльнулся Омкан, показывая Кауму на коней, охраняемых одним всадником.
– Там вон трое встали, – сказал один из воинов.
– На меня которые идут, за ними трое остались, – донеслось от третьего соглядатая.
– Боги определили, – сказал Сгул и снова улыбнулся.
– Я останусь, – сказал вдруг Ир. – Негоже нам вчетвером на одного идти. С собой возможно не одного коня увести.
– Брат, – заговорил Каум, но Ир его остановил:
– Нет. Не будет мне покоя, когда все так уложилось, а я ушел. Идите вы втроем. Коней достаток будет. Оружья там не так много. Не на караван большой.
