бесконечных змей, скорчившихся в последней конвульсии под обжигающими лучами солнца.
Не было у Быстросчета облегчения от того, что едва-едва удалось избежать смерти. Не было воспоминаний, повергавших в дрожь. Пустота! Всеобъемлющая гнетущая изжирающая изнутри пустота. Ему чудилось, что тело его больше не содержит в себе ничего. Его лишь раздуло изнутри неизвестным эфиром и только поэтому оно не сожмется и не лопнет от невыносимого бремени. Ноги и руки било мелкой дрожью. Он боялся оторвать глаза от гривы коня и посмотреть в сторону. Особенно вправо от себя. Туда, где промеж конями везли тело Сате. Конубл боялся подумать о том, что вечером состоится церемония и… Дальше он думать не мог, начинало тошнить и хотелось завыть – завыть так, чтобы все вокруг него померло, чтобы не видеть… чтобы не знать…
Конная армия, которую неведомо где набрал Варогон, состояла примерно из пяти тысяч всадников. Она представляла собой пестрый балаган всевозможных шаек, банд и иного рода конных сборищ. Стяги, знамена и флажки с разномастными изображениями реяли над конной колонной. Стяг Ветра Равнин представлял собой синее полотнище с пятью волнистыми линиями. На самом деле это была часть богато украшенного платья одной конублской дамы, но об этом мало кто знал, а она – эта часть – очень удачно подошла под знамя.
– Куда вы теперь направляетесь? – спросил Ир.
Цитторн потянул губы далеко вправо и вопросительно посмотрел на брезда.
– Не знаю того, – признался тот. – Я здесь оказался только потому, что великая мука меня мучила. Снилось мне, что идти непременно в место, где прошлое забыто. Долго думал, где это, в два места сходил – не отпустила мука. Сюда пошел, успокоились сны у меня.
Каум понял глаза.
– Тебе непременно с нами надо, Булава, – с жаром заговорил Ир. – У нас дело наиважнейшее. Оно важно… очень важно.
– Что за дело у вас? – снова вмешался Цитторн.
– Оружие должно нам доставить к людомарам. Все, которое есть там, где схоронили мы тогда. За ним и шли мы.
Варогон посмотрел на Каума. Тот молча кивнул, за ним и шли.
– Так значит, сны мои к месту были. Вещие были, – проговорил брезд. – Коли так получается, то мне и теперь вслед за вами идти надобно.
– Надобно, – радостно проговорил Ир.
– Не веселись особо, – прервал его Быстросчет. – Тело брата еще не остыло.
Глаза Ира погасли. Его лицо посерело, и он отвернулся.
– Не гоже его за то винить, что тебе невыносима сеча. Когда такое, то будь готов к хладным телам. И нечего без этой готовности идти на сечу, – заступился вдруг Варогон за Ира.
Снова наступило молчание. Над головами всадников пронеслись и полетели вдаль две птицы. Их резкие крики говорили о том, что это падальщики, учуявшие запах разлагающихся тел.
– Сгул, – окрикнул Варогон пасмаса, ехавшего далеко в стороне, – приди.
Пасмас подъехал и кивнул ему. Он выглядел заспанным и больным.
– Мы идем, куда и вы шли, – сказал ему брезд.
Сгул вмиг ожил, быстро заморгал глазами и улыбнулся: – Боги не забудут этого, Ветер Равнин. Они пребудут с тобой.
– Да будет так, – ухмыльнулся Варогон. Он протянул свою длинную сильную ручищу, схватил пасмаса за пояс и подтянул к себе вместе с конем. – Расскажи мне, – проговорил он, – сколько вас, где вы и чего делаете.
– Говори, как есть, – вступил в диалог Ир, – с нами он.
– Людомары мы. Род людомаров. Чернолесье себе за дом…
– Про то я знаю. Ты зря воздух не сотрясай. Сколько вас и где вы? Чего для нас будет, коли к вам примкнем? – встряхнул его Варогон.
– Не могу я говорить за всех, но за себя скажу, что рад буду тебе, Ветер Равнин. Немного нас. Чернолесье не место для множеств. Промышляем грабежом саараров, купчиков да оридонцев. Ежели ты хочешь знать, где обитаем, то не скажу. Как общий сход мне на то слово даст, тогда только и скажу.
– Не требуй от него ответа. Не может он сказать, – приблизился к ним Ир.
– Хорошо то. Кабы сказал, не та бы вера к тебе была, – согласился Булава. Он хотел еще что-то сказать, но к нему приблизился Цитторн:
– Пузатики по левую руку ползут. Щипнем?
