– Это я люблю! – загремел Варогон. – Пузатые мне и нужны. Доколе нам гнилым хлебом да протухшей водой питаться! За мной, воины!
Конная армада с ходу перешла в галоп и выстроилась в длинную цепочку.
Ир унесся вперед.
– Поедем, братец, – сказал Бор Быстросчету, но тот не отреагировал, и младший решил больше не беспокоить его своими словами. Так они и ехали вдвоем в тучах пыли, которые оставили за собой ускакавшие далеко вперед конники.
Варогон прекрасно усвоил тактику войны на Синих Равнинах и не воевал с саарарскими всадниками так же, как с саарарскими торговцами, коих в среде разбойников прозвали «пузатики». В атаке Ветра Равнин на торговый караван не было удали, не было натиска, не было бешеного наскока и диких криков. Конница Варогона не тратила сил более, чем купцы того заслуживали. Всадники охватили караван, сначала, полумесяцем, который замкнулся в круг. Погоняв некоторое время раздетых догола толстяков-конублов, вволю потешившись над их такими же голыми, но худыми слугами, прирезав самых непочтительных и своевольных, и обобрав караван до нитки, но оставив еды и питья столько, чтобы хватило добраться назад, Варогон отпустил несчастных горемык.
– К нам шли, – скривившись, как от кислого яблока прорычал Цитторн. – Не то это, когда такой караван идет. Надобно нам на обратные тропы выйти. Там наживы больше.
– Обратно они нынче не тропами идут. По Поющей реке их гуркены плывут денно и нощно. Про то не забывай. – Варогон отправил в рот сочный ярко-красный плод, отнятый у начальника каравана. – Свернем к схрону, а после далее пойдем. Сами по себе. – И пояснил потому, как Ир вскинул на него удивленный взгляд: – Не спрячет Чернолесье нас. Сгул так сказал. Негоже нам пока там пребывать. Здесь воля вольная для нас. Здесь мы сила, а когда нас древа со всех сторон сомкнут, то не будет той силы у нас, какая сейчас имеется. Верно, воины?
– Верно, – послышалось со всех сторон. – Не в Чернолесье сила. В нас… в нас!..
– То-то же.
– Связь нам держать надобно, – заговорил вдруг Каум. – Когда Черные леса силы наберут, тогда и вам найдется применение. – Он сидел на коне прямо и гордо держал голову. Никто не понял, что с ним произошло. Он и сам не понял это. Отчего- то ему захотелось сбросить груз, лишиться тяжести прошедших лет, освободиться от всего, что вязало и придавливало. У него появилась цель. Быстросчет понимал это еще очень смутно, но был уверен, что цель есть.
– Когда так, то будем держать.
На том и порешили.
До схрона добрались через полтора дня. Кони саарарцев оказались очень кстати, как и караванные повозки.
Каум, Ир и Бор снова переоделись в купеческие одежды, свисавшие с их плеч обильными просторными складками.
– Не те мы уже, братец, – усмехнулся Бор, поднимая полы купеческого платья, висевшего на нем, как на вешалке – до того Бор исхудал. Впервые он так усмехался и Каум понял, что отныне и Бор равен ему. По опыту равен. По горестям перенесенным.
– Боги да охранят нас, – Каум обнял их за плечи обеими руками. Они прижались друг к другу лбами. Прижались так, как делали это в далеком детстве, когда нужно было драться или что-то свершить.
Им предстояло преодолеть множество преград, прежде чем достигнуть Чернолесья. Они знали об этом, но пока не думали о плохом. Сейчас им казалось, что настал тот час, которого братья дожидались много больших лун.
– Идемте, – ослабил объятья Каум, – и, что бы ни случилось, не бросим друг друга. Никогда!
– Никогда! – повторили братья. – Никогда!
Скрытоземье
Непроницаемая бурая мгла расцвечивалась иссиня-черными, оранжевыми и желтыми кругами. Они зарождались где-то вдалеке в виде незаметной белой точки, но после разрастались до размеров круга, а затем и кольца, которое быстро расходилось во все стороны, захватывая голову, окаймляя ее и давя.
Левую щеку что-то тянуло. Это была не боль. Вернее, боль была не болючей, но какой-то потянуто-размеренной, словно бы нега. Нега, от которой хотелось бы, а невозможно было избавиться.
Он не знал, сколько времени пребывал окруженный багровой мглой. Постепенно тишина, в которую она его укутала, в которой убаюкивала его, стала нарушаться шуршанием и шепотом. Они медленно проникали в его сознание, и он не удивлялся им, как не удивляются тому, что давно известно и никогда не сможет испугать.
Шум становился сильнее. Он нарастал волнообразно, будто бы дева, одетая в пышные одежды спускалась к нему с высокой
