вообще своеобразный пунктик. И Ветров, и боцман «Феникса»… вот и Григорий Алексеевич не раз выражали свое нелицеприятное мнение о «белоперчаточниках». Впрочем, вспоминая свои давние стычки с курсантами, не могу его осудить…
Экзамены сменялись долгими прогулками с Аленой, которую я взялся ежедневно встречать у кондитерской после работы. А поздними вечерами, когда обитатели дома Трефиловых расходились по спальням, я переодевался в темную, не стесняющую движений одежду и уматывал через окно в мастерскую, на всю ночь. Точнее, в эллинг при ней, где меня ждала «Мурена». Благо никто не мешал мне отсыпаться днем после экзаменов, иначе с таким графиком я бы ко второй неделе с катушек съехал. А появляться в мастерской днем было не менее опасно, чем посещать училище. О том, что мастерская принадлежит Завидичам, в округе не знал разве что глухой и слепой, так что вероятности наблюдения за заводом никто не отменял.
Рассчитывать на транспорт ночью было бы глупо, а потому я задействовал рунные цепи и мчался через весь город как угорелый, не стесняясь прыжков по крышам. А что? Все равно в темноте никто ничего не увидит. А летние ночи коротки, так что нужно спешить!
В сам эллинг я попадал через подвал и основное здание мастерской. Учитывая, что никаких окон в помещении с «Муреной» нет и увидеть, что в нем происходит, снаружи невозможно, оказавшись в эллинге, я спокойно включал свет и приступал к доводке машины.
Работа над «Муреной» шла полным ходом. Основные труды «по железу» наши мастера под чутким руководством дядьки Мирона закончили еще в первые две недели после прибытия дирижабля в построенный для него эллинг. Так что мне оставалось лишь нанести необходимые рунные связки и подключить их к корабельной системе управления.
Первым делом я проверил надежность руники «перевернутой» насосной системы, благо подобный «изыск» изначально предусматривался ее конструкцией. Это я знаю наверняка, поскольку точно такие же насосы установлены на «Фениксе» и «Резвом», да, собственно, именно поэтому я и остановил на них свой выбор. Правда, на «ките» Гюрятинича их восемь, а на «Мурене» только два, но и размеры этих дирижаблей несопоставимы.
Следующим шагом стала доработка рунескрипта укрепления, нанесенного рабочими верфи в соответствии со стандартами каботажного флота, точнее, превращение его в полноценный «китовый» набор. Травление на металле обшивки дополнительных рунных цепей, в том числе связывающих укрепляющий рунескрипт с системой энергонакопления, нанесение подходящей по цвету краски, чтобы скрыть травленый рисунок… все это отняло у меня пять ночей. И еще столько же я убил на рунескрипт, который должен заменить «Мурене» двигатели. Шестнадцать цепочек, нанесенных на стальные «пояса» купола по секторам, протянулись от носа до хвоста и замкнулись на довольно сложном механизме в недрах технической палубы. Еще три ночи ушли на подключение получившейся системы к корабельному управлению. Дело осталось за малым. Накопители. Но их создание пришлось отложить до окончания сессии. Учитывая, что до этого момента оставалось совсем немного времени, я решил не терять его зря и оставил в конторе записку для дядьки Мирона. Чтобы на следующую ночь увидеть в подвале мастерской здоровый металлический ящик на каменной подставке. Не забыл, значит. Хорошо…
Проверив линию, подведенную от энергосборника мастерской в подвал, и убедившись, что она рабочая, я уж было принялся чертить на толстенных стенках ящика эскизы будущих рунескриптов, когда чувство опасности взвыло, заставив меня откатиться в сторону. Не вышло!
– Ай-яй… пусти!
– Стоять, поганец! – рявкнул дядька Мирон, продолжая выкручивать мне ухо. Больно, черт!
– Да стою я! Стою! – взвыл я, чувствуя, как несчастные хрящи сворачиваются штопором. И ведь не вырваться. Махом без уха останусь.
Наконец экзекуция была закончена, и опекун разжал стальную хватку. Осторожно коснувшись пострадавшей части тела, я непроизвольно зашипел. Щиплет, горит… брр.
– Ну а теперь поведай мне, юноша, какого черта ты здесь делаешь? – нависая надо мной, прогудел явно разъяренный опекун.
– Работаю, – буркнул я.
– Кирилл… ты… а! – Махнув рукой, дядька рухнул на стул и уставился куда-то в сторону. Молча. Но через пару минут он вроде бы пришел в себя и заговорил усталым и тихим голосом, напугавшим меня куда больше недавнего рычания: – Ты хоть понимаешь, какой опасности сам себя подвергаешь, приходя в мастерскую? Агентов Гросса ловят уже полгода и до сих пор всех не выловили. Несдинич рвет и мечет, его контора уже потеряла несколько человек! Я вообще с трудом представляю, как нам удалось уговорить его разрешить тебе сдачу экзаменов в училище в такой обстановке. Ладно, твою пассию никто не знает, и где ты живешь, соответственно тоже неизвестно, в училище тебя прикрывают «географы», но это… да любой мало-мальски интересующийся человек свяжет с нами эту мастерскую. И ты сам сюда идешь! Без защиты, без прикрытия, Кирилл! Сдохнуть хочешь? Или думаешь, в Рейхе тебе приготовлен королевский прием? Какого черта ты творишь?!
Последние слова дядька Мирон чуть ли не проорал. А ведь как тихо начал… И вновь замолк, сверля меня сердитым, очень сердитым взглядом. Я тяжело вздохнул:
– Я должен как можно быстрее закончить «Мурену».
– Должен? Кому? Зачем? – Опекун, выдохшись, вновь перешел на нормальный тон. В ответ я только пожал плечами, и дядька Мирон прищурился. – Что, опять твое чутье?
– Наверное, – кивнул я. – Может, это и глупо, но я предпочитаю доверять своим ощущениям. А они пинками меня подгоняют. Впрочем, есть еще кое-что…
– Вот как… – протянул дядька Мирон. – И что же это?
Я протянул ему недавно полученное письмо, и опекун, хмыкнув, погрузился в чтение. Минут через десять он закончил и, медленно сложив листы в конверт, протянул мне.
– Это правда?
– Не замечал за Клаусом тяги к бессмысленной лжи, – пожав плечами, ответил я.
