были штурмовать «тренировочный центр» стражей, Креван вот-вот узнает, что я на свободе, – Кэррику безопаснее держаться подальше от меня, пусть лучше поможет маме и Джунипер.
Я проверила, нет ли в телефоне сообщений от Кэррика. Глухо.
Глянула на телевизор в кухне – может, есть новости. Санчес, само собой, смотрела News-24, канал Кревана. Но и там обычные новости не прерывались срочным репортажем о моей маме и Джунипер. Впрочем, это бы вряд ли показали на News-24. Они в любом случае постараются все скрыть. А вот Боб Тиндер скрывать не станет.
Тобиас протянул мне чашку, хотя я и не просила кофе. И Рафаэлю тоже сварил. Оказывается, мне действительно нужен был кофе, после бессонной ночи я держалась только на адреналине.
– Спасибо. – Я взяла чашку, благодарная даже за такой простой знак внимания. Понюхала. Запах кофе. Отхлебнула. Вкуса не почувствовала.
– Уходи, Тобиас! – строго велела судья, и ее сын поплелся прочь, вздернув нос, развернув плечи. Он прихватил с собой газету. Что-то он в ней вычитает? Я же зашла за спину судьи, чтобы хорошо видеть экран ноутбука. Мне важно было посмотреть эту запись вместе с ней и понять, как она ее воспринимает.
– У кого еще есть копии? – спросила Санчес прежде, чем Рафаэль включил запись.
– Это оригинал, – сказал Рафаэль. – Мы никому не показывали.
– Мистер Берри снимал на мобильник. Чтобы сохранить на флешку, он должен был сначала скопировать запись в компьютер, – настаивала судья.
– Вероятно, судья Креван нашел ноутбук и карту памяти, когда поймал мистера Берри. Это единственная запись. Та, которую он всюду ищет, – пояснил Рафаэль.
– И вы хотите, чтобы я поверила, что по дороге ко мне вы не сняли копию? – Она иронически приподняла брови.
Рафаэль обернулся ко мне:
– Отдай ей.
У меня челюсть отвисла:
– Рафаэль!
– Абсолютная честность, – настаивал он. – Только так это работает, Селестина.
Я сердито вынула из кармана запасную копию и выложила ее на стол перед судьей. Санчес тут же спрятала ее в карман. После этого Рафаэль нажал кнопку и откинулся на спинку стула. Он знал, что сейчас будет. Санчес, наоборот, подалась вперед.
Я маячила у них за спиной, обкусывая ногти.
Начало видеозаписи. Картинка неустойчивая. Сначала я увидела пол, потом он накренился, стал расплываться, послышались громкие голоса, началось движение. Вот мамины туфли, движутся прочь, папа кричит, всех выгоняют из камеры для родственников. Санчес оглянулась на Рафаэля, недовольная: зачем тратить на это время?
Видимо, мистер Берри повыше поднял мобильный. Теперь в фокусе оказалась камера Клеймения. Легко было узнать Кревана даже со спины, по его кровавой мантии. Он загораживал меня, прикованную к креслу для Клеймения. Камера вновь поехала вниз, снова крики, движение, картинка расплывается.
– Ну и что? – вырвалось у Санчес. – Так Креван находился в камере во время процедуры, что в этом особенного?
– Смотрите дальше, – спокойно ответил Рафаэль.
Мистер Берри нашел позицию поудобнее. Он оставался за дверью, вот почему я его тогда не заметила. Креван сдвинулся в сторону, я оказалась на виду, привязанная к креслу, самой смотреть жутко. Рот раскрыт с помощью распорок. Мне поплохело, я вспомнила тот ужасный момент. Тут мистера Берри, видимо, толкнули, и телефон упал. В кадре остались только его ноги, потом ботинки стража, и третья пара обуви – кеды Кэррика.
– Снимайте! – отчетливо послышался на записи голос Кэррика.
Судья Санчес дернула головой:
– Это чей голос?
Мы оба словно и не слышали вопроса. Телефон успели поднять как раз вовремя, чтобы запечатлеть, как мне ставят Клеймо на язык. И тут Креван начал орать:
– Покайся, Селестина!
Он расхаживал передо мной взад-вперед, картинка получилась на редкость отчетливая.
– Покайся!
Стражи уже отстегивали ремни, чтобы снять меня с кресла, все они были потрясены, и Барк, который прижигал меня каленым
