железом, и Фунар, который прежде ненавидел меня. Они усадили меня на кресло-каталку.
– Прижгите ей спину! – потребовал вдруг Креван. Громко, внятно. Я почувствовала облегчение: ему не отвертеться.
Я отошла в сторону – не потому, что не могла выдержать это зрелище, но потому, что важнее было следить за лицом судьи Санчес. Как она отреагирует на то, что со мной сделали после вынесения приговора?
Ее лицо оставалось невыразительным и непроницаемым – сдержанным. Никаких эмоций, ни жалости, ни страха – ничего. Ее глаза скользили по экрану, оценивая кадры, словно глаза робота.
Крики Кревана, сопротивление стражей, Креван хватает раскаленный прут для Клеймения, мой задушенный вопль – смотрит и не сморгнет. Рафаэль чесал то затылок, то нос, ерзал в кресле, ему было не по себе, в тот момент, когда мне прижгли поясницу без анестезии, я – там, на мониторе, – испустила такой громкий вопль смертельной муки, что на этот крик примчался испуганный Тобиас, – а она и глазом не моргнула.
Запись закончилась.
Санчес глянула на меня – хладнокровнейше. Слишком хладнокровно, слишком спокойно: я поняла, что это маска, за которой скрыты истинные чувства.
– Он скажет, что это постановочный фильм.
– Чушь, – отозвался Рафаэль.
– Это … Это … – пытался выдавить из себя вопрос Тобиас.
– Загляните на YouTube, вы таких сотни найдете. – На сына Санчес не обращала внимания.
– Запись, несомненно, аутентична, – сказал Рафаэль.
– Креван что?.. – снова попытался Тобиас, и опять ему никто не ответил.
– Она Заклейменная, в его руках власть и авторитет, он сумеет убедить население, что это подделка, – гнула свое Санчес.
– А это? – Я повернулась спиной и предъявила ей Клеймо на пояснице.
– Господи! – вскрикнул Тобиас, схватился рукой за голову, куда и подевалось наигранное равнодушие.
– Вон отсюда! – крикнула Санчес. – Это не твое дело.
Сын глянул на нее, сначала с недоумением, потом с гневом и затопал обратно в свою комнату.
Санчес обернулась к нам:
– Клеймо на спине по форме отличается от остальных.
– В этот раз она не была зафиксирована, не было обезболивающего. Судья Креван действовал сам, девочка извивалась и кричала от боли, вы все видели сами. Это Клеймо идеально соответствует той сцене, которую мы только что видели. – Рафаэль смотрел на Санчес с удивлением и старался говорить спокойно, однако в его голосе пробивался гнев. – Что происходит? Вы же хотели убрать Кревана из Трибунала. Или струсили?
– Нет, я не струшу, и я твердо намерена устранить Кревана с должности главы Трибунала.
– Вы велели принести доказательство, которое поможет свергнуть Кревана, и я принесла, – напомнила я, заводясь: она явно собиралась дать обратный ход.
Она посмотрела на меня, и впервые выражение ее лица изменилось.
– Ты принесла мне чересчур много, Селестина. Этого хватит, чтобы свергнуть весь Трибунал. Теперь я понимаю, почему Креван охотится за тобой.
Я с тревогой оглянулась на Рафаэля и увидела на его лице точно такую же гримасу. Наше преимущество только что обернулось поражением. Снова я в опасности. Санчес хотела лишь убрать Кревана, а не уничтожить Трибунал. И теперь она снова превратится в кошку, а я опять – мышь.
Рафаэль откашлялся:
– Значит, у нас есть возможность заключить сделку.
Санчес резко обернулась к нему:
– Вы пытаетесь мне угрожать?
– Вы пытаетесь угрожать моей клиентке? – спокойно парировал он.
Она слегка нахмурилась.
– Судья Санчес, условия игры остаются прежними. Мы принесли то, что вы просили, и нет никакой необходимости это обнародовать. Вы можете использовать запись приватно, чтобы испортить репутацию Кревана. Решение по-прежнему в ваших руках. Нам нужно одно: чтобы действия Кревана были признаны несоответствующими уставу Трибунала и чтобы его уволили. И чтобы приговор моей клиентке был, таким образом, отменен.
