– Это не Хорсун! – крикнула Олджуна торжествующе.
Нож под вороньей тяжестью пронзил поделку, и женщина опрокинулась навзничь. На груди глиняной куклы расплылось огненно-алое пятно.
Олджуна оглядела себя: неужели батас ее ранил? Нет, ни крови, ни боли… да и на идоле нет никакого пятна, просто смялась глина под острием… Но что это?! Измененный лик Хорсуна напоминает другого человека! Хорошо знакомого…
Ворона не дала додумать – закаркала и, хлопая крыльями, нацелилась клювом в глаза.
Ах так?! Страшная улыбка мелькнула на губах Олджуны. Визг пузыря потонул в ее вопле. Удалось поймать ворону за лапу. Убийственные когти терзали лицо и руки, но сильные пальцы трепали и выкручивали захрустевшие крылья, а зубы впились в птичью грудку.
Когда рот наполнился нестерпимо гадостной жидкостью, Олджуна выхаркнула кусок вживую откушенной плоти и захохотала. Руки разжались, выпустили падальщицу… Безумный хохот, смешанный с ужасом и горем, хлестал из горла. Залитые кровью и слезами глаза ничего не видели.
«Эй, ослепла, что ли?» – заорал пузырь изо всех своих дутых мощей. В его затею не входили слепота и скудоумие женщины. Она не выполнила задуманного – всего задуманного им в Элен.
«Ты спятила?!»
Беспокойство пузыря вызвало новый приступ хохота. Чертыхаясь, пузырь постарался открыть темя чокнутой бабы. Разгоряченный мозг охладился, и безумная сотряслась в кашле.
Придя в чувство, Олджуна выплюнула перья, умыла снегом лицо и руки. Потрогала израненные вороньими когтями щеки: не так глубоко, как больно. Ну, хоть глаза целы. Куда подевалась, злодейка? Нет нигде… померещилась.
Чудно?е творилось с мыслями. То появлялись, то разбегались в стороны, как бегут мыши из нор, чуя паводок. А тут еще подвернутая лодыжка ноет. Наступишь – и боль отдается в голень, сполохами вспыхивает в голове, аж ушам жарко.
Тени росли, росли и стали сумерками. Олджуна еле добрела до первого коровника в кузнечном околотке. Собака старого Балтысыта приблизилась к ней, дружески вильнула хвостом и, зайдясь визгливым лаем, бросилась прочь. Испугалась кого-то… да. Женщина поморщилась: еще и завыла, дурная псина! Смерть чью-то чует. Отвлекла от разговора. Ведь был разговор только что? С кем?.. Кого-то испугался пес. Знать, нехороший человек у селенья шастает… опасный. Не следовало с ним говорить. Муж узнает, может побить за то, что болтала с чужим мужчиной.
Кто ж это был? А толковал о чем? Неужто об убийстве багалыка?! Убежал, негодяй, успел завернуть за холм, не догонишь! Нога до колена распухла… Торбаз не снимешь теперь, резать придется. Жалко. Нужно найти Хорсуна и предупредить! Спасти его… да… Верно. Спасти! Она ведь к багалыку и ходила? Зачем? А просто так. Надумала проведать приемного отца – вот и ходила… Но не дошла. По дороге на нее напустилась ворона, залетавшая утром в дом. Хотела убить. Ее, не багалыка. При чем тут, вообще, багалык?
Олджуна засмеялась: кто желает смерти Хорсуну? До самого дома зажимала ладонью рот – смех прорывался. Рехнулась она, что ли? Это ж надо прийти в мысли такой чепухе – убить багалыка! Будто не только лицо исцарапала ворона, а и в голову клюнула… Да будут прокляты эти птицы!
Льдистые глыбки тревожных вопросов бились, грызли привычные берега жизни и ох как измучили Илинэ! С виду она не изменилась, вела себя по-прежнему ровно, а в душе было студено. Отчего страшного рисунка на лопатке никто не разглядел? Видели бы девчонки-болтушки, давно б проговорились. Вот Долгунча бы, может, и промолчала… Или, наоборот, тревогу бы подняла? Айана, на что приметливая, о стрелках у трещины лишь мельком упомянула. Спросить, опять же, неловко.
Откроешься людям – всполошишь зазря. Еще и виноватой окажешься, вроде как призываешь к человеку Ёлю. Не поверят, на смех поднимут, обидятся…
До сих пор у Илинэ была одна тайна – Иллэ в Скале Удаганки. Теперь прибавилось еще две – волшебный камень и предостережение огня на недоброй ворожбе. Что делать с этим – непонятно, а ничего не делать… Как дальше жить, если сбудется?
В душе любого человека прячутся всякие секреты. А у старейшины вся жизнь будто на ладони. Отменный мастер, но люди почитают его больше за то, что правитель он справедливый и сердце у него открытое. Кто же этот враг, способный убить старейшину? Эленец или чужой?
Может, рисунок подсказывал о сердечном ударе? Случился же внезапный удар у деда Мохсогола. Ходил-ходил себе, а потом взял и помер…
Никогда не видела Илинэ жизнь наперед, как Билэр, сын того же Мохсогола. В детстве, когда вместе играли, Билэр часто
