– Ладно… посмотрим! Если заслужишь…
– Служить бы рад, – улыбнулся Генрих.
– Не бойся, Генрих, – улыбнулась и она, – прислуживать я тебя не заставлю. Другие желающие найдутся.
– Не найдутся. Я паркетным шаркуном не был раньше, не буду и впредь. Ты это, Тата, учти, когда будешь принимать решения. Соблюдать условности – одно, прогибаться – совсем другое.
Важные слова, и выражение лица подходящее.
«Да, Генрих, ты такой. И я тебе верю. Во всяком случае, в этом верю».
– Я надену темно-синее платье, – сказала она вслух, ломая линию разговора. – Как считаешь, это будет уместно?
– Вполне, – кивнул Генрих. – Я подожду тебя в кабинете. Просмотрю пока сводки, то да се… Вдруг за столом разговор коснется оперативных обстоятельств…
– Генрих, – она остановила его уже в дверях, – а ты кто теперь? Каков твой статус при Иване Константиновиче?
– Статус? – переспросил Генрих. – Даже не знаю, что тебе сказать, Наташа. Друг детства. Так, наверное.
На завтрак к «его императорскому высочеству» – ведь до «величества» все еще оставался вершок или два – кроме Генриха и Натали пригласили также Маргариту Бекмуратову.
– Княгиня Бекмуратова, – сообщил о ее приходе мажордом.
«Ах, да! Мы же княгиня, а не какая-нибудь там… погулять вышла. Князья, одне князья! – усмехнулась Натали, обмениваясь с Маргаритой «родственными» поцелуями. – Одна я, бедная, всего лишь баронесса. Затесалась, понимаешь, среди вельможных особ…»
Четыре дня назад они познакомились впервые. Маргарита, ухоженная русоволосая женщина, удивительно похожая на своего отца, как и было обещано, пришла на вокзал в Новогрудке и ждала их там никак не менее трех часов. Напряженная и одновременно обескураженная, она, едва поезд замер у перрона, метнулась вдоль вагонов, но искала не отца – и, в самом деле, кто он ей? – а мужа. Нашла довольно быстро. Натали стояла у окна и наблюдала. Маргарита переговорила с супругом, коротко, но весьма эмоционально. И повлеклась – а по-другому и не скажешь – знакомиться с потерянным и вновь обретенным родителем. Одним словом, душещипательная сцена. Дамский роман, французское кино. Маргарита, судя по всему, была основательно дезориентирована и оттого «на нервах». Натянутая, словно струна. Прямая, немногословная. Натали ее даже пожалела ненароком. Однако, когда Генрих представил их друг другу, жалеть перестала. Не возненавидела, и на том спасибо. Такой у Маргариты Генриховны оказался высокомерный, полный испепеляющего презрения взгляд.
Этот обмен любезностями установлению дружественных отношений – не говоря уже о родственных – не способствовал. Тем более, что какие уж там Бекмуратовы князья? Таких князей в империи, как говорится, пучок за пятачок. Но им, по счастью, больше видеться не пришлось. Сегодняшний завтрак закрывал первую пару встреч.
«А за каким бесом, к слову, ее вообще сюда пригласили? Она тут кто? Или мы все – «одна семья?»»
Княгиня Збаражская – ее Натали видела впервые – обняла Генриха, как родного, и расцеловала только что не в губы.
«Однако! Они что?.. И ведь это же очевидно! Она тоже
– Здравствуй, Ася! Ты все такая же рыжая, и это утешает! – Генрих разорвал объятия и теперь рассматривал княгиню. Улыбка у него при этом вышла какая-то странная. С одной стороны, добрая, с другой – грустная. Но это бы и ничего. В конце концов, сколько лет не виделись! Однако Натали разглядела в этой улыбке кое-что еще. Какой-то подтекст, который, не зная контекста, не прочесть.
– Хейно! – всплеснула руками женщина. – Не забывай, я моложе тебя на пять лет! Я молодая женщина, а вот ты старый пень! И знаешь, откуда мне это известно? Только старикашка вроде тебя может сначала вскружить голову прелестной девушке, – очаровательная улыбка в сторону Натали, – а потом, забыв о ней, тискать «сестренку»! – и она залилась радостным смехом. Смеялась Анастасия Романовна искренне, сочно и совсем не так, как требует этикет. Княгиня вообще оказалась весьма интересной женщиной. Порывистая до импульсивности, открытая, естественная. У нее были красивые волосы цвета благородной бронзы, зеленые глаза и белая кожа, такая гладкая, что с трудом верилось, что Анастасии Романовне недавно исполнилось пятьдесят. И фигура у княгини Збаражской под стать лицу. О возрасте при таком раскладе и говорить неприлично.
«Интересная женщина…»
