автомат и выпрыгнул, а из кузова торопливо выскакивали следом Челубей с пулеметом, Левченко с двумя автоматами и полегчавшей сумкой гранат, Ингрид протянула руку Затопеку, но тот выпрыгнул достаточно бодро, лишь самую малость изменился в лице.
— Все на ту сторону, — велел я. — Оборону держать глупо. Грузовик все равно не переберется, к тому же его взорвут в первую очередь!.. Побыстрее!
Когда перебирались через завал, я посмотрел через объективы спутника на шесть наших крохотных фигурок и два грузовика, что несутся по дороге следом за нами, крикнул громко:
— Всем затаиться!.. Не двигаться!
Ингрид, слыша повелительный голос, тут же вжалась в щель, Куцардис и другие пригнулись за камнями, а через пару мгновений из-за поворота извилистой дороги вынырнул первый грузовик, а ним второй.
Он еще не начал сбавлять скорость, а в кузове уже поднялся боевик с лаунчером, пристроил трубу на плече. Стрелок, судя по всему, уникальный, моментально поймал цель в захват и нажал на скобу.
Мы видели, как ракета вырвалась из трубы и понеслась в нашу сторону, оставляя огненный след.
Я даже услышал удар в кабину автомобиля, затем одновременно рванул боезаряд и бензобаки автомобиля. Огненное облако взвилось, казалось, до неба и закрыло мир.
— Хватит любоваться! — рявкнул я. — У вас три секунды, пока огонь закрывает нас!.. Быстро на ту сторону и уходим, уходим!
Они перевалили через гребень, я спускался сзади, Левченко сказал тревожно:
— До города примерно миль пять!..
— Ничего, — заверил я. — Сейчас вылезут и пойдут смотреть, что от нас осталось. Когда поймут, что мы перебрались на эту сторону, вернутся к машинам.
— А потом?
Я не успел ответить, Ингрид сказала быстро:
— Это же очевидно. Возьмут все необходимое, как говорит профессор, для жизни в этом мире и бросятся в погоню.
Он посмотрел с сомнением на женщину, во мне почему-то не сомневается, как же, я самец, это обязывает, сказал с сомнением:
— Думаете, не догонят?
— Обязательно догонят, — заверил я. — Надо жить интересно и красиво! Чтобы туда ехали — за нами гнались, обратно едем — за нами погоня… Мы же романтики, мать вашу.
Ингрид нервно дернулась.
— Господин профессор, выражайтесь приличнее.
— Я не вижу здесь дам, — возразил я.
— Приличные люди, — пояснила она с достоинством, — и в присутствии ишака не станут говорить дурные слова!
Я кивнул Челубею в ее сторону.
— Слышишь, как она тебя обозвала?
Он сделал вид, что надулся и теперь на всю жизнь с нею в клановой ссоре, смотрел на нее волком, а она, не совсем понимая изысканный мужской юмор, смотрела то на него волчицей, то на меня, но оправдываться и объясняться посчитала ниже своего капитанского достоинства.
Когда они сбежали вниз, я, оставшись наверху с винтовкой в руках, велел строго:
— Уходите, я пока побуду здесь… Мне кажется, через этот завал заморятся карабкаться.
Она сказала нервно:
— Ну да, мы же не заморились!
Левченко посмотрел на меня внимательно.
— А они заморятся. Профессор, может, вам снайперскую?
— На такой дистанции? — спросил я. — Ах, шутишь.
Ингрид возразила:
— Тогда и мы останемся!
Я сказал жестко:
— Это приказ. Уходите. Челубей, если женщина будет противиться, убей за нарушение берберского образа жизни, семейных ценностей и попытку предательски перейти к туарегскому стилю.
