— Да…
— Где он сейчас?
Он сказал слабо:
— В соседнем здании… Зачем ты это сделал? Ты хуже меня…
— Почему?
— Я хотя бы чувствую праведный гнев, — проговорил он с трудом, — уничтожая врагов ислама… А ты как голем, что когда-то уничтожит всех людей на свете…
— Не уничтожит, — пообещал я. — Люди всегда будут големее любых големов. И никогда им нас не догнать, потому что мы сами еще те големы.
Он попытался привстать и выпрямиться, видя, как я направил ствол пистолета в его сторону.
— Во имя Аллаха, — произнес он с гордым блеском в глазах.
— Во имя Аллаха, — согласился я. — Ислам — религия мира. Так что это я правоверный, а не вы, уважаемый шейх…
— Аллах все видит, — проговорил он слабо, но с оттенком дьявольской гордыни. — Аллах акбар…
— Аллах акбар, — повторил я. — Пусть Всевышний будет милостив к тебе, слуга шайтана.
Выстрел грянул приглушенно, шейх от пули в лоб ударился затылком в стену. По ней расплескалось кровавое пятно, а еще осталась глубокая выемка от пули.
Его тело завалилось набок, кровь на стене тонкими струйками начала сползать к полу.
Я взглянул на труп, почему-то ну совсем не чувствую ни радости, ни гнева, ни даже волнения. А только что с ним спорил, мы общались как люди… Вот и говори, что нет ничего дороже человеческой жизни.
От того, что мы только что спокойно беседовали о роли философии в становлении правильного человека, уже видно — достаточно легко смогу выстрелить и в такого мудрого оппонента.
Я пару мгновений смотрел в его залитое кровью лицо, хотя нужды всматриваться нет, он теперь навечно в моей памяти, только не в мозгу, а в облаке.
Да, убил. И вроде бы давление не подскочило, а пульс все тот же. То ли вот эта все расширяющаяся емкость моего мозга идет за счет подавления эмоций, то ли еще почему, но чуточку тревожит это состояние, когда у меня никакого чувства вины…
Нет, никакого подавления эмоций не происходит. Даже могу сказать теперь, что эмоции тоже стали несколько острее, однако возможности мозга возросли в тысячи раз, потому… потому все под контролем мозга, как мне когда-то в юности отчаянно жаждалось…
Все, произнес голос в мозгу, ищи Ингрид!.. А потом Левченко, Куцардис, Челубей, Затопек…
До участка я добежал торопливый и очень деловой, охране у входа крикнул резко:
— Арслан ждет меня немедленно!
Они не успели слова сказать, я отпихнул и прошел быстро и решительно по коридору прямо в его кабинет, картинку которого постоянно держал перед глазами.
В кабинете Арслана двое полицейских, короткие израильские автоматы висят на плечах стволами вниз, Ингрид стоит посреди комнаты с сорванным платком, прекрасные черные волосы распущены, гордая и надменная, а напротив покачивается на пятках Арслан со сладострастной усмешкой.
Я сразу же с разбега приставил ствол пистолета к его голове.
— Кто шевельнется, я ему мозги вышибу!.. Ингрид, лови!
Она поймала брошенный ей автомат и моментально повернулась с ним к застывшим полицейским.
— Всех?
— Какая кровожадная, — сказал я с укором. — Это же закон, хоть и хреновый. Но если кто-то шелохнется, коси всех… А теперь, Арслан, ответствуй, ты в самом деле начальник участка?
Он облизнул губы и сказал густым голосом:
— Да. Убери пистолет…
— Не двигайся, — предупредил я. — Видел, как мозги вылетают? То-то. Увидишь, как вылетят твои. Если ты начальник полиции, если представляешь власть и закон, то что же ты, как последний бандит, ударил меня безоружного и с поднятыми руками? Это хорошо?
Он процедил сквозь зубы:
— Мы власть. А ты никто.