Я покачал головой.
— Власть у того, как сказал великий Мао, у кого оружие, так? Ты поступил нехорошо и опорочил законную власть Туниса. Потому я от имени законной власти Туниса и преподам тебе урок. Им тоже…
Он насторожился, когда я вытащил из ножен десантный нож.
— Ты ударил безоружного и с поднятыми руками, — повторил я еще раз. — А так делать нельзя. Чтобы ты и твои друзья это запомнили…
Я резко всадил острие ему в живот, нож погрузился по рукоять, а затем я рванул изо всей силы вправо, слыша, как трещат перерезаемые мышцы.
Он только успел охнуть и попытаться инстинктивно ухватиться за рану, но я отступил на два шага, все еще держа перед собой нож, а в другой руке пистолет все так же смотрит ему прямо в лицо.
Все застыли, глаза полезли из орбит, а начальник полиции, зажимая обеими ладонями вылезающие кишки, упал на колени, потом лицом вниз.
— Запомните, — сказал я жестко. — Франки тоже умеют резать глотки. И выпускать кишки. И много еще чего такого, до чего даже не додумаетесь!.. Зря размечтались, что Запад такой уж нежный и слабый.
Их лица стали белее свежевыпавшего снега. Бородач выл и стонал, зажимал широкую рану обеими ладонями, но кишки, шипя и пузырясь, упорно протискиваются сквозь рану наружу, раздуваются, как толстые сытые змеи.
— Мы уходим, — сказал я жестко, — а вы не раньше, чем через пять минут. Ладно, как только услышите, что мы уехали.
Ингрид держала их под прицелом, а когда мы выскользнули, быстро захлопнула тяжелую толстую дверь с армированными вставками, а я с металлическим лязгом задвинул громадный засов.
— Уходим, — сказал я. — Если не совсем идиоты, то сюда ломиться не станут, а разберут стену. Они здесь из саманного кирпича?
На выходе полицейские встревоженно шагнули навстречу, загораживая дорогу. Я взмахнул ножом, Ингрид провела прием позамысловатее, а дальше, перешагнув через неподвижные тела, вскочили в полицейский джип перед подъездом, Ингрид села за руль и быстро погнала автомобиль прочь.
Когда на большой скорости свернули за угол здания и помчались там, она спросила с надеждой:
— Ну, чем-то оказались полезными?
— Увы, — ответил я, — ошибся.
Она посмотрела на меня косо.
— И где они сейчас?
Я спросил оскорбленно:
— Как где, как где?.. А где еще, если бесполезные? Странная ты какая-то.
Несколько минут она молчала, потом проговорила как-то тревожно:
— А ты звереешь день ото дня.
— Похоже, — согласился я. — С другой стороны, как ты и хотела, я проявил милосердие. Оставил им жизни.
— Но напугал так, что и за оружие кто-то больше не возьмется. Возвращаешься в прошлое? Поскреби интеллигента…
Я покачал головой.
— Напротив. Иду в будущее. Ингрид, мы влетаем в такой новый мир… Всей этой дряни не будет. Ни боевиков, ни убийств, ни полиции.
— Ты что, не видишь разницы межу боевиками и полицией?
— Я не разбираюсь в сортах говна, — ответил я. — Ты видишь, как легко полицейские становятся бандитами?.. А впереди мир, когда не будет ни тех, ни этих. Мы не только застанем тот мир, но и успеем в нем поработать!
— Я думала, — сказала она язвительно, — полежать!
— Отдыхать не так приятно, — ответил я, — как работать.
Она спросила, не глядя в мою сторону.
— А зачем прикинулся, что мусульманин?
— А я и есть он самый, — ответил я. — Как и христианин или иудей. Вообще-то это одна религия, даже имена в ней те же самые.
— Чего-чего?
