Куцардис ахнул:
— Несколько миллионов?
— А что? — спросил я. — Грипп «испанка» в прошлом веке убил около пятидесяти миллионов человек!.. Но тогда не было пассажирских самолетов, что разнесли бы по всему миру.
Он покачал головой, да и остальных еще как впечатлило, судя по их виду.
Ингрид заметила холодновато:
— Используют вряд ли против шиитов или суннитов. Наверняка постараются доставить в Европу.
Челубей сказал с кривой усмешкой:
— Наш шеф скажет, что пятьдесят миллионов не жалко, но это вызовет хаос в мировой экономике, а это затормозит финансирование научных исследований…
— Примерно так, — ответил я. — Потому Европу надо спасти. Пусть даже она и плюет нам в спину, а то и камни бросает.
— Ближе всех Италия, — сказал Куцардис. — От Туниса до нее километров пятьдесят?
— До ближайшего итальянского острова сорок три мили, — уточнил я. — Если Италия вымрет, в Россию перестанет поступать моцарелла, потому Италию придется спасать.
Они слушали и переговаривались с ленцой, сказывается расслабление и отходняк после напряженного боя, да и Затопеку каждый не забывает подвертывать одеяло, он хоть и терпит, не жалуется, но видно же, что каждый толчок не радует.
Над миром жара, знойное солнце Туниса еще не поднялось в зенит, а уже песок и даже воздух почти плавятся. И хотя Сахара от нас далеко, но я помню, что на юге раскинулась на сорок процентов всей площади страны, а сам Тунис едва ли не самое крохотное государство в Африке, так что Сахара здесь ближе к любому жителю, где бы тот ни находился, чем Сибирь к Москве.
Куцардис, с интересом поглядывая по сторонам, поинтересовался:
— Это здесь Наполеон высаживался?.. Когда пошел на Египет, но жара доконала так, что все бросил и едва убег обратно?
— Брехня, — ответил я.
Челубей спросил:
— Не жара?.. Мы на «хамми», и то… а они все пешком, пешком… Пыль, пыль, пыль из-под шагающих сапог!
Я отмахнулся.
— Одна из живучих легенд. К примеру, я когда-то был жутко удивлен, узнав, что вся эпопея Наполеона в России случилась летом!.. И наступление, и Бородино, и даже отступление, когда императора едва не захватили в плен при переходе через реку Березину!.. Французы спешно строили мост, как писали в хрониках, стоя по пояс в холодной воде. В холодной, так как наступала осень!.. А на всех грандиозных полотнах художников, которые нам давали смотреть еще в школе, армия Наполеона отступает по колено, а где и по пояс в снегу, люди замерзают от лютых морозов, реки промерзли до дна, везде буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя… Да к моменту наступления зимы Наполеон давно был уже в Париже!..
— Блин, — сказал Куцардис пораженно, — только сейчас вот узнаю…
— Даже во Франции, — добавил я, — оправдываясь за сокрушительное поражение, Наполеон и его маршалы обвиняли российские дороги, что не дали совершить красивый и победный марш по брусчатке на Петербург. Это уже потом, через годы, когда стало забываться, как было на самом деле, их потомки начали говорить о страшной и вообще чудовищной русской зиме с ее ужасающими морозами, метелями и снегами до пояса.
Челубей пробормотал:
— Я тоже не знал…
— Хуже того, — сказал я. — Наши тоже подхватили эту унижающую нас брехню о страшной зиме, что остановила Наполеона. На самом деле он был побежден отвагой и стойкостью наших солдат, тактическим мастерством офицеров и мудрой стратегией Барклая де Толли, в последний момент замененного Кутузовым, который делал все абсолютно по плану Барклая.
Левченко сказал люто:
— Я бы тем, кто рисует Наполеона в снегах России, давал по десять лет тюрьмы. За антироссийскую пропаганду.
Куцардис размашисто хрупнул его по плечу.
— А давайте продвигать нашего майора в министры юстиции? А то я даже не знаю, что за чмо там сидит и бабки пилит да миллиарды за рубеж выводит!..
— Точно выводит? — переспросил Челубей.
