самого Большого острова?
Через два часа непрерывной гребли небо на востоке стало цвета рыбьего брюха. Вождь Кайзен поднял руку, и каноэ замерли на месте, хотя солдатам Кокру казалось, что этот участок моря ничем не отличается от остальных. Вождь же достал длинный рог из китовой кости и, поместив один его конец под воду, подул в другой, издав неожиданно громкий звук, отозвавшийся в деревянных корпусах каноэ. Он напоминал песнь кита, печальную и одновременно величественную. Несколько адюан в других каноэ принялись отбивать ритм веслами по воде, аккомпанируя диковинной мелодии.
И вот, когда на восточном горизонте наконец появилось солнце, из воды, примерно в миле к востоку, поднялась огромная черная тень, по форме напоминавшая гладкий челнок из раковины, какими пользуются ткачи Гана, а еще через мгновение люди в каноэ услышали оглушительный рев расступающейся воды и увидели крубена, огромного однорогого чешуйчатого кита Дара и повелителя морей. Был он никак не меньше двухсот футов длиной, и рядом с ним слон казался бы крошечной мышкой; глаза его такие темные, что поглотили весь солнечный свет, походили на глубокие колодцы, а когда он выдохнул, в воздух на сто футов взлетел фонтан воды.
Возле каноэ начали появляться все новые и новые крубены: один, два, пять, десять. Лодочки раскачивались, и адюане с трудом удерживали их на плаву.
– Насколько я понимаю, прибыли наши корабли, – сказал Мун Чакри, и только тут Дафиро сообразил, что даже не заметил, как у него отвисла челюсть.
Адюане подвели свои каноэ к огромным плавучим островам колышущейся плоти и сверкающей, точно броня, чешуи. Люди герцога Гару сидели совершенно неподвижно, до такой степени потрясенные увиденным, что не могли произнести ни слова.
Когда адюане взобрались по бокам громадных животных и прикрепили седла к чешуе на их спинах и по паре вожжей к векам, нависавшим над огромными глазами, Мун рассказал Дафиро то, что узнал от Луана Цзиа.
Адюане верили, что крубены наделены таким же умом, как и люди, но долгая жизнь в бескрайнем океане, а не на крошечных участках суши, не имеет ничего общего с жизнью людей. У них имеется собственная цивилизации, такая же сложная и утонченная, как в любом из королевств Тиро, но их заботы и проблемы чужды человеческому сознанию, а чувства непонятны сердцам людей. Жители Дара, которые испытывали благоговение перед габаритами крубенов, восхищались ими издалека, но адюане за сотню поколений научились с ними разговаривать – в определенном смысле, – вот и попросили оказать их гостю, Куни Гару, небольшую услугу. Громадные рыбы обдумали просьбу и согласились выполнить, даже не попросив ничего взамен. Да и что могли им дать люди? Крубены ни в чем не нуждаются и помогут исключительно ради собственного удовольствия.
Прежде чем забраться на голову ведущему крубену и взять в руки вожжи, Дафиро отдал свой меч Хулуэну, который сидел в том же каноэ, и сказал:
– Подарок тебе, если мне не суждено пережить этот день.
Адюанин взял меч, взвесил в руке и протянул Дафиро свою боевую дубинку, толстый конец которой был утыкан обломками костей и острыми как бритва чешуйками камня, очень похожую на Горемау Мата Цзинду.
Дафиро сжал подарок в руке, жалея, что брат сейчас его не видит. Рат наверняка не поверит ни единому его слову, так пусть хоть дубинка станет подтверждением его рассказа.
– Я назову тебя Зуб.
Конечно, к классическому ано это имело не слишком впечатляющее отношение, но в тот момент Дафиро Миро чувствовал себя настоящим героем из древних легенд.
Всякий раз, когда думал, что спит, Дафиро прикусывал язык, и боль говорила, что это не так; всякий раз, когда думал, что бодрствует, он оглядывался по сторонам, и то, что видел, представлялось ему невозможными и нереальными.
Прямо перед ним, точно нос громадного боевого корабля, высился рог длиной в двадцать футов, такой толстый у основания, что двое мужчин не смогли бы, объединив усилия, обхватить его руками. Кончик рога, острее наконечника копья, грозил смертью всякому, кто встанет у него на пути.
Ревущие волны ударяли в рог и облепленный ракушками лоб, наполняя воздух густым влажным туманом. Одежда Дафиро промокла, брызги не давали открыть глаза, и, куда бы он ни посмотрел, солнечный свет дробился на радуги, которые расцвечивали соленую дымку.
Волны расступались, окатывая тело громадного существа, и с того места, где сидел, Дафиро их даже не чувствовал – только мягкое и медленное движение огромного крубена, ровное, сильное скольжение четырехсот тонн мышц и сухожилий.
Седло крепилось к двум большим пластинам чешуи диаметром в фут; темно-синие, они мерцали, точно обсидиан под дождем,
